Мегаполис, стёртый с лица земли

Мало кто помнит сейчас, что это был за город и когда он существовал. Большинству людей Карфаген известен лишь благодаря Пуническим войнам и полководцу Ганнибалу Барке, да расхожей фразе, что он «должен быть разрушен». А ведь на протяжении нескольких веков он был доминирующей морской торговой державой, во многом определявшей историю Средиземноморья — до тех пор, пока не началась беспощадная схватка с Римом. Так что это был за город, уничтоженный более двух тысяч лет назад?

«Ну и где теперь величественные стены гордого Карфагена? Где морская слава его знаменитой гавани? Где многочисленные войска? Где его неисчислимая кавалерия? Где его горделивый дух, неудовлетворённый гигантскими пространствами захваченной Африки? Фортуна поделила их между двумя Сципионами».

Валерий Максим

Основание Карфагена

Для начала необходимо заглянуть в ещё более давние времена. Нашествие «народов моря», начавшееся в конце II тысячелетия до н.э., вызвало поток переселенцев из Сидона и других финикийских городов, хлынувший в Тир, который стал столицей Финикии. Перед правителями этого города со временем встала необходимость избавления города от перенаселения. Выход был найден в масштабной колонизации. При этом решались две задачи: город избавлялся от лишних ртов и создавал сеть прибрежных опорных пунктов, необходимых для расширения торговли.

Так романтично в воображении современного нам художника

выглядела основательница Карфагена Элисса, она же Дидо

Так началась финикийская колонизация Средиземноморья, которая распространилась на острова Западного Средиземноморья и побережье Африки и Европы. В течение нескольких веков тирские торговые фактории и колонии возникли на островах Эгейского моря, а также на Сицилии, Мальте, Сардинии, в Северной Африке и в Испании. Первой колонией на африканском побережье стала Утика, ещё одной было суждено стать Карфагену.

О его основании существует красивая легенда. Согласно ей, царь Тира Муттон, правивший городом в IX веке до н.э., объявил наследниками обоих своих детей: сына Пигмалиона и дочь Элиссу. Однако после смерти Муттона граждане Тира передали всю полноту власти Пигмалиону. Его сестра Элисса вышла замуж за своего богатого и могущественного дядю Ахерба, жреца великого Мелькарта, главного божества Тира. Пигмалион, возжелавший овладеть сокровищами храма Мелькарта, убил дядю. Однако мудрая Элисса, собрав группу единомышленников из числа тирских аристократов, решила бежать. Тайком от брата она смогла организовать целую экспедицию, отплывшую на запад. С собой Элисса смогла увезти и сокровища из храма Мелькарта, хранителем которых был её муж. Сделав остановку на Кипре, где финикийцы взяли себе женщин для продолжения рода, флотилия причалила к побережью Африки.

Далее по легенде хитроумная Элисса, вставшая перед необходимостью приобретения у местных племён хотя бы клочка земли, сторговала ровно столько места, «сколько займёт шкура быка». Африканцы, полагая сделку выгодной, согласились. Разрезав шкуру на тонкие полоски, Элисса охватила ими обширное пространство, достаточное для поселения всех её спутников.

Это место стало центром будущего города и получило название Бирса, что с греческого языка можно перевести как «снятая шкура».

Элисса недолго была правительницей заложенной ею колонии: один из африканских царьков пожелал на ней жениться, угрожая в случае отказа войной. Ссылаясь на необходимость произвести священный обряд для освобождения от клятвы, данной своему мужу, Элисса взошла на костёр с мечом в руках. Обратившись к своим соотечественникам, она сказала, что отправляется к своему настоящему мужу, заколола себя и упала в пламя.

В предании сохранились сведения об обожествлении Элиссы после смерти. Возможно, что это нашло своё отражение в культе богини Танит, являвшейся одним из главных божеств в Карфагене.

Развитие и расцвет

Место для закладки колонии было выбрано удачно, оказавшись на пересечении важных транзитных торговых путей. Неизвестно, было ли название Карфаген дано поселению изначально (по-латински это писалось как Carthago, что является искажённым произношением финикийского слова Quarthadast — «Новый город») или появилось позднее, но само название уже указывает на то, что Карфаген был именно городом-колонией, а не просто торговой факторией. Новое поселение стало быстро развиваться.

Финикийско-карфагенский торговый корабль.

Рельеф с карфагенского саркофага, датированного II веком до н.э.

Впрочем, в первые столетия своего существования Карфаген играл роль некоего перевалочного пункта: в его гавани корабли, пришедшие с востока, разгружали свои товары и принимали на борт руду, а карфагенские торговые суда ходили в Испанию, где продавали товары из метрополии, Греции и Египта, чтобы купить эту самую руду. Однако город жил не только торговлей единой: уже к середине VII века до н.э. Карфаген стал промышленным центром. Помимо гончарного производства, красилен (а производство пурпурной ткани было одним из основных занятий финикийцев) и металлообрабатывающих мастерских, в городе занимались изготовлением терракотовых статуэток, масок, ювелирных украшений, резных изделий из слоновой кости, которые со временем стали поставляться и во все остальные финикийские колонии.

В связи с тем, что изначально территория города, принадлежащая непосредственно его жителям, была невелика, а остальную землю приходилось брать в аренду у соседних племён, со временем растущее население Карфагена всё больше и больше нуждалось в доставке продуктов питания и сырья для производства. Эти нужды предопределили развитие торгового флота Карфагена, который был призван обеспечить потребности горожан, а также служил инструментом для сбыта продукции. Основными поставщиками продуктов и сырья стали другие финикийские колонии и торговые фактории в Центральном Средиземноморье.

Развалины на холме Бирса в современном состоянии

Со временем эти поселения всё больше и больше стали зависеть от Карфагена, который постепенно включал их в зону своих интересов. Более того, уже в VII веке до н.э., всего через полтора столетия с момента своего основания, Карфаген создал свою собственную колонию на острове Ибица. Впрочем, часть историков полагает, что эта колония являлась не карфагенским, а одним из последних финикийских поселений. Тем не менее нет никаких сомнений в том, что Карфаген становился новой колониальной державой.

Резкий подъём Карфагена в VII-VI веках до н.э. был закономерным и объективным явлением: он составлял часть общего исторического процесса, который включал в себя ассирийское завоевание Среднего Востока и греческую экспансию на запад. Именно в этот период город окончательно начал воспринимать интересы прежних финикийских колоний как свои собственные.

Последний век «живых танков»

В античном мире боевые слоны были достаточно привычным видом тяжёлого оружия, хотя по ряду причин так и не получили широкого распространения. Главной областью применения крупнейших наземных животных в роли своеобразных «живых танков» была Индия, где в изобилии водились хорошо поддающиеся дрессировке азиатские слоны. Через Персию и Мессопотамию боевые слоны попали в Средиземноморье, где использовались полководцами различных эллинистических государств, Карфагена, Эпира и Рима. На Востоке элефантерия усилила ряды армий Китая и государств Юго-Восточной Азии.

С ходом времени в связи с развитием тактики, а также с исчезновением в этих краях слонов из дикой природы их военное значение в Средиземноморье снизилось. В восточных странах, где поголовье слонов было большим, а местность во многих регионах оказалась благоприятна для их боевого применения, четвероногие гиганты продержались в армиях гораздо дольше. Только массовое распространение огнестрельного оружия, и в особенности артиллерии, привело к постепенному исчезновению слонов с поля боя. Ко второй половине XIX века военные преимущественно использовали их как вьючных или гужевых животных.

Но попытки использовать проверенных веками исполинов в бою не прекращались. Неудержимый полёт военной мысли приводил к тому, что на спинах животных появлялись даже станковые пулемёты. В конечном счёте здравый смысл взял своё — ведь огромный и не особо проворный слон является превосходной мишенью для любого мало-мальски подготовленного стрелка. Но физической силе могучего животного даже в XX веке военные без труда находили применение. В этом фотообзоре предлагаем вам 15 фотографий, иллюстрирующих боевой путь слонов на излёте их армейской карьеры — со второй половины XIX до 70-х годов XX века.

Слон британских колониальных войск в Индии, использующийся в качестве «артиллерийского тягача». 1858 год, период восстания сипаев.

Сиамский боевой слон. 1866 год

Сиамские боевые слоны короля Рамы V во время «Войны против хо» — боевых действий против группировок тайпинов. Территория Лаоса, 1875 год

Артиллерийская батарея британских колониальных войск в Индии на слоновьей тяге. 80-е годы XIX века, Пешавар, административный центр Северо-западной пограничной провинции (в наше время — провинция Хайбер-Пахтунхва, Пакистан).

Артиллерийская батарея британских колониальных войск в Индии

на слоновьей тяге. 1890 год, Пешавар

Орудийная упряжка из двух слонов. Британская Индия, около 1900 года.

«Будни элефантерии»

Мир Набокова: эксперименты со снами и временем

Владимир Набоков (Vladimir Nabokov)

В 2017 году в издательстве Принстонского университета впервые вышел дневник сновидений Владимира Набокова «Insomniac Dreams. Experiments with Time by Vladimir Nabokov». Тогда же Андреа Питцер на страницах Los Angeles Rewiev of Book прошлась по основным моментам книги и рассказала, когда Набоков увлекся концепцией нелинейного времени, каким образом взаимодействуют время и реальность в его романах, обнажая нестабильность настоящего, прошедшего и будущего, и как на стыке сновидений и временных сдвигов возникает неповторимая набоковская магия. Приводим перевод ее рецензии.

В романе Владимира Набокова «Бледный огонь» поэт Джон Шейд, находясь на грани жизни и смерти, видит сон о белом фонтане (white fountain), который, как он уверен, является признаком вечной жизни. Позже герой читает статью о женщине с таким же видением и решается разыскать ее, но терпит разочарование. Впоследствии от журналиста, который написал ту историю в газете, он узнает, что «фонтан» был, по сути, опечаткой. Женщина на самом деле увидела во сне гору (mountain).

Сны могут быть мощными источниками знаков и символов, но также зачастую они являются всего лишь осколками со «свалок» нашего сознания. Набокову удавалось отразить в своих произведениях как трансцендентные, так и малозначительные состояния сновидений.

В книге Insomniac Dreams: Experiments with Time by Vladimir Nabokov ⓘ [«Сны страдающего бессонницей. Эксперименты со временем Владимира Набокова» (пер. с англ.)], выпущенной издательством Принстонского университета, литературовед и переводчик Геннадий Барабтарло подробно исследует идеи Набокова о сновидениях.

© Princeton University Press

Основой книги является ранее неопубликованный журнал сновидений, который писатель вел в течение 1964 года, воодушевившись трактатом авиаинженера Джона Данна «Эксперимент со временем». В этой книге Данн изложил идею, согласно которой все времена (прошлое, настоящее, будущее) присутствуют одновременно, а человеческое сознание во сне способно видеть как события прошлого, так и события будущего. Он утверждал, что сны содержат «образы прошлого опыта и образы будущего опыта, смешанного примерно в равных пропорциях». Эта идея, по амбициозному мнению Данна, «содержит первый научный аргумент в пользу бессмертия человека».

Кинг-Конг из Освенцима

Яков Козельчик

Так кем же он был, Яков Козельчик - печально известный еврейский «капо» из Освенцима? До последних лет и в Польше, и в Чехии он значился в списке нацистских преступников, участвовавших в ликвидации советских военнопленных и участников польского и чешского антинацистских движений. Да и как, скажите, можно относиться к человеку, прислуживавшему нацистам, купившему себе жизнь ценой превращения в один из крохотных винтиков чудовищной машины смерти?! Но, как следует из свидетельств очевидцев и новых изысканий историков, личность Якова Козельчика, больше известного израильтянам под именем Шимшона Айзена — «богатыря Самсона» — отнюдь не так однозначна, как казалась все эти годы. Да, он был «капо», то есть надзирателем за заключенными в Освенциме. Но он был не совсем обычным «капо»...

Сохранились сотни свидетельств бывших узников Освенцима, видевших Козельчика собственными глазами: это был огромный детина под два метра ростом с широченными плечами, в котором было, наверное, килограммов сто пятьдесят весу. Когда он возникал перед человеком, то, казалось, закрывал своей гигантской фигурой все пространство. Один его вид наводил ужас на узников концлагеря. И вместе с тем, среди узников ходили смутные слухи о том, что Козельчик по вечерам приносит хлеб и баланду ослабевшим обитателям бараков, что он порой спасает приговоренных к смерти, переправляя их из Освенцима, в котором было невозможно выжить, в соседнюю Треблинку, где шансы на выживание были чуть повыше, а то и в другие лагеря с менее страшными условиями жизни.

Иногда узники за его огромную фигура называли Козельчика про себя «еврейским Кинг-Конгом«, а то и «добрым еврейским Кинг-Конгом». Многие из них еще помнили те времена, когда этот «Кинг-Конг» блистал на аренах всех польских цирков...

Мальчик из Кринок

Согласно имеющимся данным, Яков Козельчик родился в 1902 году в небольшом городке Кринки, расположенном рядом с Белостоком. Уже в семь лет не по годам рослый и сильный, он любил поражать своих соседей тем, что, когда родители посылали его принести воду из колодца, он возвращался, держа наполненное доверху ведро в зубах, и умудрялся при этом не пролить ни капли. В восемь лет Яков Козельчик остался сиротой, но сумел прокормить себя, работая подсобным рабочим у богатых земляков. Когда в 1916 году жившие в Кринках бок о бок с евреями поляки попытались устроить своим соседям погром, 14-летний Яков взял толстый железный прут и в одиночку вышел навстречу пылающей ненавистью и жаждущей крови толпе. И произошло чудо: увидев перед собой юного еврейского богатыря, который явно собирался драться не на жизнь, а на смерть, толпа погромщиков поостыла, и начала потихоньку расходиться — получить удар по голове от этого подростка никто из поляков не захотел.

В 1920 году Яков Козельчик покидает родную Польшу и в конце концов добирается до Кубы. Здесь он женится на Хане Левиной и поступает на работу в гаванский порт — обыкновенным грузчиком. Впрочем, не совсем обыкновенным — Яков Козельчик считался самым сильным, а потому был и самым высокооплачиваемым грузчиком этого порта. Когда на работе выдавалась свободная минута, он любил устраивать всякого рода игры и соревнования: так, однажды он устроил соревнования по перетягиванию каната, на одной стороне которого было 60 других грузчиков, а на другой — он один, Яков Козельчик.

Понятно, что обладая столь выдающимися физическими данными, Яков Козельчик рано или поздно должен был найти себе более выгодное и увлекательное занятие, чем работа портового грузчика. Вскоре он становится членом команды цирковых борцов и атлетов, вместе с которой объезжает всю Америку — от Аргентины до Канады, а в 1937 году в составе огромной цирковой труппы отправляется на гастроли в Европу. Еще спустя год эта труппа добирается до Польши, устраивая в Варшаве, Познани, Лодзи и других городах Речи Посполитой «мировые чемпионаты по борьбе».

Яков Козельчик

«Только у нас — настоящий еврейский богатырь Яков Козельчик! Чемпион мира и Европы, король греческой борьбы!» — значилось на афишах цирка, которые вывешивались на улицах польских городов. Нужно ли говорить, что еврейская публика, составлявшая значительную часть их населения, просто валом валила на эти представления, а когда Козельчик с огромным магендовидом на своем борцовском трико появлялся на арене, цирк захлебывался аплодисментами?! Евреи Польши гордились своим богатырем, искренне любили его и многие покупали билеты на все представления с его участием.

Поединки на арене, впрочем, всегда происходили по одному и тому же сценарию: Яков Козельчик одного за другим укладывал на лопатки всех своих соперников, а в финале проигрывал схватку борцу-поляку, после чего под куполом шапито гордо звучал польский гимн.

В августе 1939 года гастроли труппы закончились, цирковые артисты и борцы вернулись в Америку, а Козельчик остался в Польше — за время гастролей он влюбился в еврейскую девушку из Соколки и, забыв об оставшихся на Кубе жене и двух детях, решил соединить с ней свою судьбу. А 1 сентября 1939 года, как известно, началась Вторая мировая война...

Гений карикатуры - Павел Качински (Pawel Kuczynski)

Павел Качински, по-настоящему гениальный сатирический художник, считающийся одним из самых влиятельных современных художников в своем жанре.

Получив более 100 наград и призов (а также премии “Eryk” Ассоциации польских карикатуристов в 2005 году) карикатурист является вдумчивым наблюдателем реальности.

Качински Павел, родился в Щецине, Польша, в 1976 году, рисовать начал в ранней молодости. Учился в Академии художеств в Познани, где специализировался на графике. С 2004 года, работает над сатирической иллюстрацией. Он фокусируется на создании, заставляющих задуматься, произведений искусства. Через сатиру Качински доносит социальные, экономические и политические вопросы.

Что особенно интересно в его творчестве, так это контраст между его сюжетами и тем, как он подходит к ним, используя свой особый сатирический стиль. Искусство Качинского не говорит о красоте жизни, вместо этого он использует свои иллюстрации для передачи своих посланий и идей о проблемах современного общества и всего мира.

Художник освещает широкий круг вопросов, которые являются наиболее серьезными проблемами, стоящими перед человечеством: нищета, жадность, политика и смертность, война и экологический ущерб. Тем не менее, он представляет их уникальным, мультяшным способом, что делает их чрезвычайно мощными и интересными. Некоторые из них легче расшифровать, другие труднее понять.

Его иллюстрации кажутся забавными, но при ближайшем рассмотрении вы понимаете, что они, на самом деле, решают серьезные проблемы современного мира.

Самым большим вдохновением Качинского является извращенная, сумасшедшая и абсурдная, почти сюрреалистическая реальность, которую он изображает в своих работах акварелью, эколином и цветными карандашами на бумаге.

Качински считает себя наблюдателем людей и их отношений. Этот исключительный художник путешествует по миру и находит удовольствие от общения с интересными людьми.

По словам Качинского, война, нищета, голод, расовая дискриминация, экология, деньги бессмертны и вечны, как искусство, и именно поэтому он обращается к этим вопросам в своем творчестве.

Кроме того, он использует сатиру и черный юмор, которые отражают печальную реальность, в которой мы живем. Глубоко под влиянием Караваджио и других художников эпохи барокко, он использует свет по аналогии с ними. Пастельные тона, простые формы и формы придают его произведениям вневременной вид.

Павел Качински ставит важные вопросы о настоящем и будущем мира, но, самое главное, о том, способны ли мы справиться с этими вопросами.

С его заставляющими задуматься произведениями искусства и текущими проектами этот блестящий художник всегда заставит нас сомневаться в нашей повседневной жизни.

Столетняя война: о чём не рассказывают трактаты

Историки традиционно оперируют событиями Столетней войны с точки зрения королей и герцогов, описывают знаменитые сражения, политическую ситуацию, однако почти никогда не пытаются взглянуть на события этой грандиозной битвы со стороны её обычных участников – людей, втянутых в феодальный конфликт, в ходе своей вековой эволюции закончившийся национально-освободительным движением.

Надо сразу отметить, что люди эпохи Высокого Средневековья в массе не были глупее нас с вами – бесспорно, они были совершенно другими, с абсолютно иным менталитетом, образом мыслей и мировоззрением, которые человеку XXI века понять очень сложно. Тем не менее, «глупыми», «легковерными» или «ограниченными» они не являлись. Скорее наоборот – зачастую какой-нибудь подданный короля Франции XIV века значительно превосходил наших современников в гибкости мышления, способности делать верные выводы на основе весьма скудных сведений, а главное — в памяти и массиве усваиваемой информации.

Среднестатистический монах мог помнить наизусть 39 книг Ветхого и 27 книг Нового завета, плюс огромное количество богослужебных и иных канонических текстов. В те времена не было интернета и смартфонов, рукописные книги являлись сравнительной редкостью и были достоянием высших классов, а потому полагаться следовало лишь на свой опыт и свою память.

Направления и разведка

Всё вышеизложенное в равной мере касается и военного дела. Для примера возьмём один из эпизодов Столетней войны, описанный нами ранее – рейд Эдуарда Чёрного принца в Лангедок в октябре 1355 года. От города Бордо в Гиени, где находилась основная база Чёрного принца, до столицы Лангедока Тулузы около 250 километров, а до Нарбонна у побережья Средиземного моря – все четыреста. С учётом, что отряды принца Эдуарда двигались не по прямой и атаковали сразу несколько лангедокских городов, общее расстояние существенно увеличивается.

Операция по устрашению французов была проведена блестяще и с минимальными потерями, завершившись к концу ноября, когда Чёрный принц вернулся в Бордо с обозом, нагруженным богатой добычей. Вдобавок его «мобильное войско» взяло городки Монжискар, Кастельнодари, Монреаль, Клерак и Тоннен, сожгло предместья Тулузы, Лиму, Каркассона и Нарбонна. Солидный успех, при том, что в XIV веке подробных карт местности не существовало. Так как же передвигалось английское воинство, успевая внезапно появиться под стенами неприятеля, осуществить молниеносный налёт и практически безнаказанно скрыться?

Карты как таковые, разумеется, были – в двух разновидностях. Первая, так называемая Mappa Mundi, представляла собой «общеобразовательную» картину обитаемого мира, изображённую с точки зрения католической космологии. Иерусалим в центре Мироздания, более или менее точные очертания Европы, абстрактное изображение Terra incognita с мифическими государствами наподобие царства пресвитера Иоанна.

Словом, никакой практической нагрузки Mappa Mundi не несла. Однако более прогрессивные с технической точки зрения средневековые моряки ориентировочно с конца XIII века начинают составлять так называемые «портуланы» — сравнительно подробные карты морских побережий с изображением мысов, заливов, эстуариев рек, гаваней и прочих подробностей, существенно помогающих в судовождении.

Карта Европы и Северной Африки из «Каталонского атласа»,

созданная на основе морских портуланов.

Датируется 1375 годом

К сегодняшнему дню сохранились десятки средневековых портуланов как европейского, так и арабского происхождения. Заметим, что в те времена моряки уже вовсю пользовались компасом, изобретённым ближе к концу XII века. На суше дела обстояли значительно хуже – ни один из сохранившихся средневековых архивов не содержит подробных карт и планов местностей, сколь-нибудь пригодных в военном деле. Будь они в ходу в XIV веке, хотя бы одна-две копии непременно дошли бы до нас бы, но… Но, скорее всего, таковые карты в эпоху Столетней войны напрочь отсутствовали. Тем не менее, известна «Пейтингерова таблица» — подробнейшая карта Римской империи, перерисованная в XIII веке с оригинала, восходящего ко временам Октавиана Августа, с указанием городов и отличных римских дорог…

Зацепимся за слова «римские дороги». Римская империя построила в провинции Галлия огромное количество стратегических трасс, некоторые фрагменты которых сохранились и две тысячи лет спустя. Королевство Франция в эпоху Столетней войны могло похвастаться пускай и несколько запущенными, но великолепными дорогами – частью античного наследия; строили римляне добротно, даже не на века – на тысячелетия. Via Domicia (Домициева дорога) вела из Италии через всю южную Францию и Нарбонн к Пиренеям и Испании.

Её ответвление, Via Aquitania (Аквитанская дорога), уходила от Нарбонна на северо-запад, через Тулузу к Бордо – ставке Эдуарда Чёрного принца. Заблудиться на пути от Бордо к Тулузе было невозможно: Via Aquitania использовалась долгие столетия, об этом важнейшем торговом пути знал любой. Двигавшемуся по нему войску следовало только высылать вперёд дозоры, во избежание засад и нападений с флангов. Собственно, Лангедокское направление для рейда по тылам французов было выбрано Чёрным принцем не случайно – цели можно достичь максимально быстро (напомним, набег продолжался чуть больше месяца).

Столетняя война: разгром при Пуатье

Возможно, пессимистично настроенные французские летописцы XIV века были правы, утверждая, что «Господь отвернулся от Франции». Для таких слов имелись все основания: всего за несколько десятилетий ранее процветавшее, богатое и стабильное государство скатилось к краю пропасти. Провалы наблюдались во всех областях – экономика, внешняя и внутренняя торговля, армия, наконец, демография: последствия эпидемии Чёрной Смерти будут сказываться ещё в течении полутора веков.

Разумеется, играла свою роль и низкая компетентность нового короля, Иоанна II Доброго, продолжавшего в изменившихся исторических условиях мыслить феодальными категориями. Для него (как, впрочем, и для Эдуарда Английского) война между двумя королевствами продолжала лежать в плоскости отжившей своё системы вассал – сюзерен, что не позволяло в полной мере апеллировать к патриотизму и национальной идентичности французского народа.

После катастрофических событий чумного мора 1348–1352 годов первыми пришли в себя англичане, худо-бедно восстановившие финансы и готовые продолжать войну до победного конца, тем более что Англия находилась в более выигрышном положении, обладая крупными плацдармами на материке.

Старший сын короля Эдуард, по прозвищу Чёрный принц, в сентябре 1355 года начал военные операции в Аквитании и Лангедоке, сделав базой принадлежащую Альбиону Гиень – рейд по тылам французов отвлёк бы значительную часть армии Иоанна де Валуа, позволяя подготовить крупное наступление на севере. Принц Уэльский разорил графство Арманьяк, сжёг пригороды Тулузы и разграбил предместья Каркассона и Нарбонна – устояли лишь городские крепости-ситэ.

Эдуард не скрывал, что никакой стратегической цели в этом молниеносном набеге не было: удержать захваченные районы было невозможно из-за минимального финансирования экспедиции и малого для оставления в Лангедоке гарнизонов числа солдат. В это же самое время король Англии совершил рейд в графство Артуа. Тактическая цель была очевидна: показать силу и запугать местное население, что и было с успехом достигнуто.

Эдуард Вудсток, Чёрный принц

(средневековая миниатюра)

Характер Столетней войны начал стремительно меняться – уяснив, что разгромить Францию в одном или нескольких генеральных сражениях в текущий момент невозможно, англичане приняли стратегию разорения территории противника, максимального подрыва экономики и деморализации мирного населения. Следовало убедить французов, что король Иоанн как сюзерен не в состоянии их защитить. Историк Жан Фавье весьма точно сформулировал, как выглядел дальнейший ход конфликта:

«…Война бесконечно начиналась заново: набеги без иной задачи, кроме грабежа, и без иной конечной цели, кроме порта для отплытия обратно. Войско прошло – уцелевшие города и деревни на мгновение переводят дух в ожидании следующего налёта».

Для того чтобы понимать последствия английских рейдов, надо учитывать, что экономика XIV века являлась, прежде всего, аграрной, а, как известно, сельскохозяйственный цикл – дело долгое. Пахота, посев, сбор урожая, обмолот, складирование или доставка зерна до потребителя, мельница – и только потом уже пекарня.

Если из цикла выпадает любой из этапов, хлеба не будет – вытоптанное или сожжённое поле, разрушенная мельница или овин лишают смысла год работы крестьянина. Отсюда взлёт цен, инфляция, весьма сомнительная возможность импорта (дороги небезопасны!) и прочие неприятности. В итоге, Лангедокский поход Чёрного принца за 1355 год снизил стоимость французской серебряной монеты практически на 80 процентов.

Государственные расходы Франции тем временем стремительно росли. Правительство Иоанна Доброго наконец-то осознало, что одним финансированием полевой армии не обойдёшься – требовалось укреплять города и держать в них постоянные гарнизоны, то есть, заботиться о гражданском населении и городской промышленности, которая могла попасть под следующий английский удар.

Денег не было, содержание серебра в монетах падало. Спешно созванные Генеральные штаты после долгих обсуждений всё-таки ввели «военный налог», но собираемость такового оставляла желать лучшего. Кончилось всё девальвацией ливра и усугублением кризиса. Война тем временем стояла на пороге – точнее, кампания 1356 года, на организацию которой будет потрачена масса усилий, ресурсов и денег. Итоги же окажутся не просто неутешительными, а катастрофическими, даже в сравнении с поражением при Креси десять лет назад…

Столетняя война: после катастрофы

Для того чтобы понять, что именно произошло в 1348 году, давайте попробуем спроецировать события эпохи Чёрной Смерти на привычную нам реальность. Итак, вы живёте в небольшом районном центре с населением в 20 тысяч человек, семья состоит из супругов с двумя детьми, плюс по двое дедушек и бабушек со стороны жены и мужа. Ничто не предвещает грядущего катаклизма.

Начинается эпидемия. 

• Врачи бессильны, лекарства не помогают. Из членов семьи от чумной пневмонии всего за один день умирают старики, ослабленные возрастом, ваша жена/муж и один ребенок. 
• Хоронить их некому – соответствующая служба не действует. 
• Из вашего скромного офиса численностью в 20 человек столь же молниеносно умерли 15 – некоторые «сгорели» буквально за три часа. 
• Магазин шаговой доступности с персоналом в три человека не работает – умерли все.  
• Супермаркет закрыт, те, кто уцелел, пытаются срочно покинуть город, остальные больны или мертвы. 
• Не работают интернет и сотовая связь, за серверами и вышками приглядывать уже некому.  
• Транспорт и торговля полностью парализованы. 
• Отсутствует почтовое сообщение. 
• В армии потери от трети и выше, не исключая командование. 
• Исчезли власть, полиция, скорая помощь. 

Одно хорошо: почти нет грабежей и мародёрства – потенциальные грабители панически боятся заходить в дома, опустошённые Чёрной Смертью. Между прочим, тому есть исторические подтверждения: дадим слово Микеле де Пьяцца, сицилийскому летописцу, описавшему эпидемию в «Светской хронике»:

«…Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник – сын ли, отец ли, кто-либо из близких – не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мёртвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь».

А вот выдержка из записей Махмуда ал-Айни, Египетский султанат, Александрия:

«О чуме, подобной этой, никто [прежде] не слыхал. Число умерших в Мысре и Каире доходило до 900 тысяч человек. Оказался недостаток во всех товарах, вследствие незначительности привоза их, так что бурдюк воды обходился в землях Египетских дороже 10 дирхемов… Не стало людей в домах; в последних были брошенные пожитки, утварь, серебряные и золотые деньги, но никто не брал их».

«Пляска смерти», Danse Macabre –

распространённая средневековая аллегория,

символизирующая период Великой Чумы.

Гравюра Михаэля Вольгемута, XV век

Теперь представляете, какой немыслимый ужас довелось испытать нашим предкам?

Одномоментно – в срок от нескольких дней до недель – рухнуло абсолютно всё. Прежний уклад жизни, семьи, местное и общегосударственное экономическое взаимодействие, негде (и не у кого) было купить продукты, неизвестно что происходит в столицах, уцелевшие власти опустошённых городов, графств, герцогств и церковных диоцезов пребывали даже не в растерянности – в абсолютном шоке. Жив ли король? Что с Римским папой – объединяющим центром Католического мира?

С середины лета 1348 года Филипп VI полностью потерял управление страной – хотя бы потому, что гонцы умирали в дороге, а послания не принимались представителями короля на местах по причине смерти чиновников. В отдельных замках и городах, где додумались ввести карантин (ранее понятие совершенно неизвестное!), гонец просто не прошёл бы за ворота, а при излишней настойчивости оказался бы убит стрелами с расстояния «во избежание».

Тут надо отметить, что и в Англии происходило ровно то же самое – самоизоляция короля Эдуарда III в Тауэрском замке, разрыв всех возможных связей между столицей и провинцией, полное замирание оставшейся жизни. Никто из историков так и не подсчитал, сколько было косвенных жертв эпидемии – умерших от голода и холода, детей, оставшихся без родителей, стариков без попечения. Согласимся, что обладающий иммунитетом к чуме (случалось и такое) трёхлетний ребенок не способен выжить в одиночестве, когда вся семья погибла.

Вполне естественно, что события Великой Чумы в ту эпоху воспринимались именно как Апокалипсис – подобные мысли были невероятно широко распространены среди выживших.

Однако чума являлась пусть и решающим, но лишь одним из факторов появления таких настроений, поскольку резко изменилась не только биосоциальная обстановка, но произошло то, чего ранее в Средневековье не видывали – с началом Столетней войны изменился тип боевых действий и восприятие таковых как военными, так и гражданским населением…