![]() |
«Большая волна в Канагаве»,
гравюра из серии «Тридцать
шесть видов Фудзи»,
Кацусика Хокусай, 1831 год
|
«Большая волна в Канагаве» мастера Кацусики Хокусая (1760–1849) — одна из самых известных гравюр и первый лист серии «Тридцать шесть видов Фудзи». В начале 1830-х годов Кацусика Хокусай по заказу издательского дома «Эйдзюдо» приступил к созданию серии из 46 листов (36 основных и 10 дополнительных), и «Большая волна в Канагаве» была гравюрой, открывающей всю серию.
Подобные собрания гравюр служили для горожан того времени своего рода «виртуальными путешествиями», способом удовлетворить любопытство — удобным и недорогим. Гравюры, подобные видам Фудзи, стоили около 20 мон — примерно столько же, сколько двойная порция лапши в японской забегаловке того времени. Однако успех был так велик, что уже к 1838 году стоимость листов Хокусая выросла почти до 50 мон, а после смерти мастера одна лишь «Волна» перепечатывалась с новых досок более 1000 раз.
Удивительно, что, несмотря на заявленную тематику всей серии, Фудзи в «Волне» играет словно второстепенную роль. Главным «действующим лицом» на этой гравюре является волна, и на переднем плане разворачивается драматическая сцена борьбы человека со стихией. Края пенного гребня похожи на скрюченные пальцы фантастического гневного демона, а безликость и бездеятельность человеческих фигурок в лодках не оставляют сомнений в том, кто будет победителем в этой борьбе. Тем не менее вовсе не это противостояние является конфликтом, создающим сюжет гравюры.
Останавливая мгновение, вслед за которым произойдет крушение лодок, Хокусай позволяет зрителю словно на миг увидеть Фудзи на фоне серого неба, темнеющего к горизонту. Хотя японские художники-граверы были к тому времени уже знакомы с принципами европейской линейной и воздушной перспективы, они не испытывали потребности в этом приеме. Темный фон, так же как и длительное путешествие взгляда от переднего плана с лодками через движение волны к Фудзи, убеждают глаз в том, что священная гора отделена от нас морским простором.
Фудзи высится далеко на берегу как символ устойчивости и постоянства в противоположность бурной стихии. Единство и взаимообусловленность противоположностей лежали в основе представления о космическом порядке и абсолютной гармонии в мировоззрении Дальнего Востока, и именно они стали главной темой гравюры «Большая волна в Канагаве», открывающей серию Кацусики Хокусая.
![]() |
«Красавица Нанивая Окита» Китагавы
Утамаро,
1795–1796 годы
|
Китагава Утамаро (1753–1806) можно по праву назвать певцом женской красоты в японской гравюре укиё-э: он создал ряд канонических образов японских красавиц (бидзинга) — обитательниц чайных домов и знаменитого увеселительного квартала Ёсивара в столице Японии Эдо .
В гравюре бидзинга все является не совсем тем, чем кажется современному зрителю. Богато наряженные благородные дамы занимались, как правило, постыдным ремеслом и относились к низшему сословию, а гравюры с портретами красавиц несли откровенно рекламную функцию. При этом гравюра не давала представления о внешности девушки, и хотя Окита из чайного дома Нанивая близ храма Асакуса и считалась первой красавицей Эдо, ее лицо на гравюре полностью лишено индивидуальности.
Женские образы в японском изобразительном искусстве начиная с X века подчинялись канону минимализма. «Линия-глаз, крючок-нос» — прием хикимэ-кагихана позволял художнику лишь указать, что изображена некая женщина: в японской традиционной культуре часто опускался вопрос о физической красоте. В женщинах благородного происхождения куда выше ценились «красота сердца» и образованность, а обитательницы веселых кварталов во всем стремились подражать самым высоким образцам. Если верить Утамаро, Окита была действительно прекрасна.
Лист «Красавица Нанивая Окита» был напечатан в 1795–1796 годах в серии «Прославленные красавицы, уподобленные шести бессмертным поэтам», в которой каждой красавице соответствовал один из литераторов IX века. На листе с портретом Окита в верхнем левом углу помещено изображение Аривара-но Нарихиры (825–880), одного из самых почитаемых поэтов Японии, которому традиционно приписывается роман «Исэ моногатари». Этот знатный вельможа и блистательный поэт прославился также и своими любовными похождениями, часть из которых легла в основу романа.
Этот лист — своеобразное использование приема митатэ (уподобления) в японской гравюре. На изображенную красавицу переносятся качества авторитетного «прототипа», и нарядная куртизанка, с безмятежным лицом подающая гостю чашку чая, уже прочитывается зрителем как дама искусная в поэзии и делах любви. Сравнение с Аривара-но Нарихирой поистине было признанием ее первенства среди эдоских красавиц.
При этом Утамаро создает удивительно лиричный образ. Уравновешивая темные и светлые пятна на листе и очерчивая форму певучими, элегантными линиями, он создает поистине идеальный образ грации и гармонии. «Рекламность» отступает, и красота, запечатленная Утамаро, остается вневременной.
В гравюре бидзинга все является не совсем тем, чем кажется современному зрителю. Богато наряженные благородные дамы занимались, как правило, постыдным ремеслом и относились к низшему сословию, а гравюры с портретами красавиц несли откровенно рекламную функцию. При этом гравюра не давала представления о внешности девушки, и хотя Окита из чайного дома Нанивая близ храма Асакуса и считалась первой красавицей Эдо, ее лицо на гравюре полностью лишено индивидуальности.
Женские образы в японском изобразительном искусстве начиная с X века подчинялись канону минимализма. «Линия-глаз, крючок-нос» — прием хикимэ-кагихана позволял художнику лишь указать, что изображена некая женщина: в японской традиционной культуре часто опускался вопрос о физической красоте. В женщинах благородного происхождения куда выше ценились «красота сердца» и образованность, а обитательницы веселых кварталов во всем стремились подражать самым высоким образцам. Если верить Утамаро, Окита была действительно прекрасна.
Лист «Красавица Нанивая Окита» был напечатан в 1795–1796 годах в серии «Прославленные красавицы, уподобленные шести бессмертным поэтам», в которой каждой красавице соответствовал один из литераторов IX века. На листе с портретом Окита в верхнем левом углу помещено изображение Аривара-но Нарихиры (825–880), одного из самых почитаемых поэтов Японии, которому традиционно приписывается роман «Исэ моногатари». Этот знатный вельможа и блистательный поэт прославился также и своими любовными похождениями, часть из которых легла в основу романа.
Этот лист — своеобразное использование приема митатэ (уподобления) в японской гравюре. На изображенную красавицу переносятся качества авторитетного «прототипа», и нарядная куртизанка, с безмятежным лицом подающая гостю чашку чая, уже прочитывается зрителем как дама искусная в поэзии и делах любви. Сравнение с Аривара-но Нарихирой поистине было признанием ее первенства среди эдоских красавиц.
При этом Утамаро создает удивительно лиричный образ. Уравновешивая темные и светлые пятна на листе и очерчивая форму певучими, элегантными линиями, он создает поистине идеальный образ грации и гармонии. «Рекламность» отступает, и красота, запечатленная Утамаро, остается вневременной.
![]() |
Ширма «Ирисы» Огаты Корина,
1710-е годы
|
Пара шестистворчатых ширм с изображением ирисов — теперь национальное сокровище Японии — была создана Огатой Корином (1658–1716) около 1710 года для храма Ниси-Хонгандзи в Киото.
Уже с XVI века живопись на стенных панелях и бумажных створках ширм стала одним из ведущих жанров декоративного искусства Японии, и Огата Корин, родоначальник художественной школы Римпа, был одним из величайших его мастеров.
Ширмы в японском интерьере играли важную роль. Просторные дворцовые помещения конструктивно ничем не отличались от жилища простого японца: они почти не имели внутренних стен, и пространство зонировалось при помощи складных ширм. Всего чуть больше полутора метров высотой, ширмы были рассчитаны на обычную для японцев всех сословий традицию жить на полу. В Японии до XIX века не пользовались высокими стульями и столами, и высота ширмы, так же как и композиция ее росписи, рассчитаны на взгляд человека, сидящего на коленях. Именно при этой точке зрения и возникает удивительный эффект: ирисы будто обступают сидящего — и человек может почувствовать себя на берегу реки, в окружении цветов.
Уже с XVI века живопись на стенных панелях и бумажных створках ширм стала одним из ведущих жанров декоративного искусства Японии, и Огата Корин, родоначальник художественной школы Римпа, был одним из величайших его мастеров.
Ширмы в японском интерьере играли важную роль. Просторные дворцовые помещения конструктивно ничем не отличались от жилища простого японца: они почти не имели внутренних стен, и пространство зонировалось при помощи складных ширм. Всего чуть больше полутора метров высотой, ширмы были рассчитаны на обычную для японцев всех сословий традицию жить на полу. В Японии до XIX века не пользовались высокими стульями и столами, и высота ширмы, так же как и композиция ее росписи, рассчитаны на взгляд человека, сидящего на коленях. Именно при этой точке зрения и возникает удивительный эффект: ирисы будто обступают сидящего — и человек может почувствовать себя на берегу реки, в окружении цветов.