 |
|
Ливро де
Лизуарте де Абреу, 1558 г.
|
10 марта 1541 года португальский флот в 60–70 галер двигался по Красному морю на Суэц. Пройдя до тысячи километров по Индийскому океану и ещё до 600 километров вдоль африканского берега, португальцы уничтожили торговый город Суакем и теперь продолжали свой поход. В Массуа оставался парусный флот, провести который на север посчитали делом невозможным, и до половины португальских бойцов, которым не нашлось места на галерах.
 |
|
Северная часть Индийского океана и Красное море |
Движение португальского флота к северу было трудным. Ветер часто был неблагоприятным, побережье окаймляли заболоченные берега, отмели и рифы, так что на ночь чаще всего останавливались; корабли были перегружены суакемской добычей и шли тяжело; запасы воды, как обычно на гребных судах, были ограничены и требовали частого пополнения.
17 марта после полудня вошли в бухту Драдате в 10 лигах от Суакема (ныне там расположен Порт-Судан) и отдыхали там до рассвета 19 марта; на той же стоянке Тристан де Таиде с лучшими катурами захватил оказавшиеся поблизости два торговых судна, шедших из Алькосера в Суакем с провизией — «пшеница, рис и кукуруза до бортов». Суда, завидев португальцев, выбросились на берег, и люди с них попытались сбежать, но были схвачены. Один из пленных – турок, фактор Суакема и сборщик турецкой дани, оказался участником похода на Диу, где ему искалечили ногу выстрелом из ручницы. Турки рассказали, что у них в Алькосере о португальском флоте не слышали, хотя за Джидду они не поручатся.
25 марта в 10 часов утра португальские корабли вошли в бухту Ареквеа (ныне Марса-Аракияй, Судан).
17 марта после полудня вошли в бухту Драдате в 10 лигах от Суакема (ныне там расположен Порт-Судан) и отдыхали там до рассвета 19 марта; на той же стоянке Тристан де Таиде с лучшими катурами захватил оказавшиеся поблизости два торговых судна, шедших из Алькосера в Суакем с провизией — «пшеница, рис и кукуруза до бортов». Суда, завидев португальцев, выбросились на берег, и люди с них попытались сбежать, но были схвачены. Один из пленных – турок, фактор Суакема и сборщик турецкой дани, оказался участником похода на Диу, где ему искалечили ногу выстрелом из ручницы. Турки рассказали, что у них в Алькосере о португальском флоте не слышали, хотя за Джидду они не поручатся.
25 марта в 10 часов утра португальские корабли вошли в бухту Ареквеа (ныне Марса-Аракияй, Судан).
Бухта Раздоров
К концу марта стало очевидно, что достичь Суэца в разумный срок не получается – за 18 дней было пройдено лишь до 20 лиг (до 120 км). Поэтому Эштеван да Гама решил послать на Суэц 12–15 кораблей полегче и побыстрее, загрузив их только припасами. На остановке в бухте Ареквеа да Гама и объявил войску своё решение: на Суэц отправляются 16 галер с 250 бойцами, прочие же галеры, забрав припасы, несущественные для успеха похода на Суэц, возвращаются в Массуа.
Не все благородные господа пожелали возвращаться в то время, как другие будут наступать и добывать славу и богатства. Страсти накалились, и войско оказалось в шаге от бунта. Лишь «с огромным трудом и многими речами» наместник убедил подчинённых повиноваться. Дону Эштевану пришлось и указывать на необходимость обезопасить интересы короля в Массуа, и уверять, что никого он не берёт за заслуги и не оставляет за провинности, а лишь те продолжат поход, кто и так уже идёт на тех лучших катурах. Наконец да Гама властью королевского наместника объявил для «всех, кто за Воротами Пролива», то есть в Красном море, амнистию за любые их преступления, что было встречено возгласами одобрения.
Не все благородные господа пожелали возвращаться в то время, как другие будут наступать и добывать славу и богатства. Страсти накалились, и войско оказалось в шаге от бунта. Лишь «с огромным трудом и многими речами» наместник убедил подчинённых повиноваться. Дону Эштевану пришлось и указывать на необходимость обезопасить интересы короля в Массуа, и уверять, что никого он не берёт за заслуги и не оставляет за провинности, а лишь те продолжат поход, кто и так уже идёт на тех лучших катурах. Наконец да Гама властью королевского наместника объявил для «всех, кто за Воротами Пролива», то есть в Красном море, амнистию за любые их преступления, что было встречено возгласами одобрения.
 |
|
Южная часть Красного моря. Красным отмечены определённые точки пути и даты прихода флота туда, а также выход со стоянки у Ворот. |
Не все согласились с доводами наместника, указывая, например, что за то же время, что дойдут 16 галер, и все бы дошли. Но страсти улеглись, и об открытом неповиновении речи уже не шло, лишь «все капитаны и идальго» заменили солдат на их постах на 16 галерах, чего, впрочем, да Гама предпочёл не заметить. Дон Маноэль да Лима и вовсе выкупил одну из галер отряда у её владельца, Франсиско де Мельо, за 400 золотых, и наотрез отказался исполнить приказ да Гама вернуть фусту владельцу и забрать деньги.
Были отобраны 16 галер, и среди них «наибыстрейший в Индии» галиот «Урганда», на котором шёл сам наместник. Бухту, где всё это происходило, назвали бухтой Раздоров.
 |
|
Бухта Ареквеа
на рисунке в «Дневниках Красного моря»
|
Капитан возвращаемого в Массуа флота Лионель де Лима получил почётное поручение отправиться из Массуа с новостями в Индию, что и исполнил, отбыв из Массуа 13 апреля и прийдя в Гоа 26 мая. Новости в Португальской Индии были встречены пушечными салютами и иными торжествами. Жуан Магальянеш получил приказание патрулировать с четырьмя фустами Ворота Пролива и ни днём ни ночью не покидать поста, а для этой службы забирать любую португальскую галеру под страхом в случае отказа повешения её капитана и сожжения самой галеры.
30 марта в полдень отряд вышел на Суэц. Флот де Лима направился в Массуа 31 марта.
30 марта в полдень отряд вышел на Суэц. Флот де Лима направился в Массуа 31 марта.
Массуа, начало апреля
Тем временем дела в Массуа шли не слишком хорошо. Португальские войска, оставленные с парусниками, ничем не были заняты и тяготились тем, что с войны ни с чем воротятся, и среди них начались ссоры и даже некоторые беспокойства, а Мануэль да Гама, оставленный в Массуа начальствовать, руководил не слишком умело. Положение ухудшал Жуан Бермудеш, посол абиссинского негуса, «восточный патриарх» и личность неоднозначная. Оставленный в Массуа под опекой дона Мануэля, он ходил по городу и заводил с солдатами разговоры, расписывая землю и богатства «пресвитера Иоанна», как негуса называли португальцы, и великие награды, которые получат те, кто за пресвитера Иоанна пойдёт воевать против турков и турецких вассалов; и просто-таки призывал солдат с ним уйти.
Дон Мануэль, о том узнавши, под страхом смерти запретил без его разрешения с послом даже разговаривать; и завёл много шпионов, и усилил надзор, и пятерых португальцев, кои ушли из города, поймали и повесили; протесты посла не помогли. Недовольство усиливалось тем, что провизии в Массуа не хватало, и цены были высоки, и к началу апреля многие были больны.
Дон Мануэль, о том узнавши, под страхом смерти запретил без его разрешения с послом даже разговаривать; и завёл много шпионов, и усилил надзор, и пятерых португальцев, кои ушли из города, поймали и повесили; протесты посла не помогли. Недовольство усиливалось тем, что провизии в Массуа не хватало, и цены были высоки, и к началу апреля многие были больны.
 |
|
Португальская пехота середины XVI века на гобелене того времени |
И так среди солдат около 100 человек, и над ними – Антонио де Соуза, один из капитанов, сговорились однажды ночью ударить в барабан и задуть в флейты (фактически – взбунтоваться) и идти со всем своим оружием к «пресвитеру Иоанну» и других за собой увлечь.
И когда о том намерении прослышал Мануэль да Гама, то сошёл на берег (ибо жил на своём галеоне) и пришёл в церковь и приказал позвать судью (ouvidor) и при собрании людей вновь намеревался грозить и строжиться. «Но таковые собрались в церкви, кто так были против дона Мануэля настроены, что готовы были его тут же и убить, с судьёй вместе; так что дон Мануэль поспешил вернуться на свой галеон». А судья пошёл туда, где собрались ненавистники дона Мануэля и стал «их намерениям препятствовать добрыми словами и уговорами… призывал вспомнить, кто они такие есть, и не портить плохими поступками прежних хороших, и ни богу, ни вице-королю не противиться, ведь они верные подданые и добрые португальцы». Но «люди, закоренелые в своём бесчинстве, стали судью бесчестить и хулить, и тот, видя такое, ушёл от них»; и прибыл на галеон дона Мануэля и обо всём доложил, и дон Мануэль послал за шлюпками с людьми с других галеонов и приказал им, вместе с двумя имевшимися у него катурами, наблюдать за морем, «чтоб ни единая лодка с людьми не ушла».
Но на следующий день на закате дня бунтовщики ударили в барабан и собрались; «хотя и не все, ибо были такие, кто не захотел утруждаться, и те, кто побоялся дона Мануэля, увидев изготовленные лодки». Так что собралось побольше сотни солдат с вещами и оружием, которые, погрузившись в фусту, попытались на тихих вёслах ускользнуть. Однако фуста была замечена, и за ней в погоню пустились катур и шлюпки, и открыли стрельбу из версо и ручниц, и те, кто на фусте, тоже отстреливались, но было темно, и никто никого не подстрелил. И солдаты смогли высадиться в месте, какое им указал проводник, бывший с ними, и пошли, и всю ночь шли по взгорьям, и устали, и мучились жаждой, которая усилилась, когда встало солнце, и стали требовать от проводника вести их к воде.
Тот охотно повёл португальцев в некую долину за взгорьями, и там внезапно оказались многие мавры, ожидавшие португальцев, и португальцы, это поняв, проводника убили, и начался бой, в котором португальцы воевали ручницами, а мавры – луками и пращами, и камней выпускали столько, что не знали португальцы, что и делать, однако ж пальбой причинили маврам немалый урон; и в стычке были убиты трое португальцев, а среди них – капитан Антонио де Соуза, и восемь ранено из ручниц, ибо среди мавров оказались турецкие стрелки.
И оказалось, что были те мавры из войска султана Зейлы, который, узнав, что подходит португальский флот, отступил со своими от берега вглубь страны, но следить за обстановкой не прекратил, и особенно стремился пресечь любую помощь новому негусу, так что держал в Массуа много шпионов, и один из таковых завёл португальских бунтовщиков в засаду.
Теперь мавры прислали к португальцам парламентёра, который стал тех убеждать «не воевать, ибо они, мавры, де, подданные пресвитера Иоанна, а в засаде дожидались неких захватчиков земли, а португальцы по ошибке встряли».
«Под влиянием нового капитана, человека малой храбрости», и мучаясь жаждой, португальцы, «хотя многие и были против», бой прекратили, и мавры также «убрали оружие и стали выказывать всяческое дружелюбие», а на вопросы о воде отвечали, что здесь у них воды нету, но если португальцы с ними пойдут в их лагерь, то и воду получат, и с султаном Зейлы встретятся, и мир заключат.
Вновь португальцы согласились, хотя и с сомнениями. При встрече султан объявил себя христианином и подарил новому капитану португальцев (якобы) свой собственный розарий и приказал дать воды португальцам вволю, и те «побросали оружие и пили вволю и выпили столько, что должны были распустить пояса».
«Тогда мавры, увидев, что португальцы не бдят, похватали копья и сабли и ручницы и набросились на португальцев. А султан кричал, чтобы португальцы не бились, а сдавались, за что им жизнь сохранят, и те послушались и сложили оружие». Все, кроме 14, которые продолжали сражаться, упрекая сдавшихся товарищей в малодушии, и наконец были все перебиты. Сдавшихся раздели догола и, повязав по рукам и ногам, бросили в загон для скотины, а все их одежду и вещи и оружие мавры разделили меж собой.
Один из португальцев был не убит, а лишь ранен, и лежал «тихо, как мёртвый», весь облитый кровью своей и товарищей, так что мавры не заметили, что он жив – а он видел всё, что делали мавры. Те к вечеру открыли ворота загона, и султан со своими капитанами расположились верхом у ворот, и пленников по одному заставляли выходить, и как только пленник появлялся из ворот, султан с насмешками наносил ему рану, и следом его капитаны кололи и рубили пленника, каждый по разу, пока не убивали, и так всех пленных перебили.
Уже на закате мавры собрали и перенесли свой лагерь куда-то в сторону от места, где мёртвые лежали, а португалец, собравши силы, смог за ночь выйти к берегу моря и далее по берегу дошёл до Массуа и явился к дону Мануэлю и, всё рассказав, на милость того сдался. (И через день к своим вышел ещё один португалец, с теми же вестями.)
А дон Мануэль да Гама говорил, мол, вот что бывает с теми, кто не слушается короля и наместников. Но люди так были возмущены, что собирались и требовали от дона Мануэля найти и наказать тех мавров. А дон Мануэль на то отвечал, что и хорошо, что есть на свете мавры, чтобы были наказанием, дабы португальцы не учиняли мятежей и неподчинений, а чтоб служили покорно, как и подобает верным португальцам; а то подобно тем ста ведут себя как итальянские солдаты, не знающие ни закона, ни верности. Но солдаты сказали ему, что он сам источник всех этих несчастий, и если он недостаточно капитан, чтобы с маврами идти воевать, так они и без него пойдут и отомстят. Услышав сие, дон Мануэль согласился, так что и гнев солдат унялся.
На следующий день более 800 человек были в полной готовности, и вскоре разведчики вызнали, где лагерь мавров, и также то, что из него нет иного пути отступления, кроме одного прохода в нагорьях. И этот проход занял Гаспар де Пина, капитан стражи наместника, с сотней людей. «Да только мавры загодя узнали о приближении португальцев и снялись и далеко ушли, так что португальцы их и не увидали».
В те же дни в Массуа пришёл с письмами от негуса Айреш Диаш, которого раньше Эштеван да Гама высылал; и в письмах негус просил у союзников-португальцев военной помощи. Так что Мануэль да Гама отложил все военные дела до возвращения наместника.
И когда о том намерении прослышал Мануэль да Гама, то сошёл на берег (ибо жил на своём галеоне) и пришёл в церковь и приказал позвать судью (ouvidor) и при собрании людей вновь намеревался грозить и строжиться. «Но таковые собрались в церкви, кто так были против дона Мануэля настроены, что готовы были его тут же и убить, с судьёй вместе; так что дон Мануэль поспешил вернуться на свой галеон». А судья пошёл туда, где собрались ненавистники дона Мануэля и стал «их намерениям препятствовать добрыми словами и уговорами… призывал вспомнить, кто они такие есть, и не портить плохими поступками прежних хороших, и ни богу, ни вице-королю не противиться, ведь они верные подданые и добрые португальцы». Но «люди, закоренелые в своём бесчинстве, стали судью бесчестить и хулить, и тот, видя такое, ушёл от них»; и прибыл на галеон дона Мануэля и обо всём доложил, и дон Мануэль послал за шлюпками с людьми с других галеонов и приказал им, вместе с двумя имевшимися у него катурами, наблюдать за морем, «чтоб ни единая лодка с людьми не ушла».
Но на следующий день на закате дня бунтовщики ударили в барабан и собрались; «хотя и не все, ибо были такие, кто не захотел утруждаться, и те, кто побоялся дона Мануэля, увидев изготовленные лодки». Так что собралось побольше сотни солдат с вещами и оружием, которые, погрузившись в фусту, попытались на тихих вёслах ускользнуть. Однако фуста была замечена, и за ней в погоню пустились катур и шлюпки, и открыли стрельбу из версо и ручниц, и те, кто на фусте, тоже отстреливались, но было темно, и никто никого не подстрелил. И солдаты смогли высадиться в месте, какое им указал проводник, бывший с ними, и пошли, и всю ночь шли по взгорьям, и устали, и мучились жаждой, которая усилилась, когда встало солнце, и стали требовать от проводника вести их к воде.
Тот охотно повёл португальцев в некую долину за взгорьями, и там внезапно оказались многие мавры, ожидавшие португальцев, и португальцы, это поняв, проводника убили, и начался бой, в котором португальцы воевали ручницами, а мавры – луками и пращами, и камней выпускали столько, что не знали португальцы, что и делать, однако ж пальбой причинили маврам немалый урон; и в стычке были убиты трое португальцев, а среди них – капитан Антонио де Соуза, и восемь ранено из ручниц, ибо среди мавров оказались турецкие стрелки.
И оказалось, что были те мавры из войска султана Зейлы, который, узнав, что подходит португальский флот, отступил со своими от берега вглубь страны, но следить за обстановкой не прекратил, и особенно стремился пресечь любую помощь новому негусу, так что держал в Массуа много шпионов, и один из таковых завёл португальских бунтовщиков в засаду.
Теперь мавры прислали к португальцам парламентёра, который стал тех убеждать «не воевать, ибо они, мавры, де, подданные пресвитера Иоанна, а в засаде дожидались неких захватчиков земли, а португальцы по ошибке встряли».
«Под влиянием нового капитана, человека малой храбрости», и мучаясь жаждой, португальцы, «хотя многие и были против», бой прекратили, и мавры также «убрали оружие и стали выказывать всяческое дружелюбие», а на вопросы о воде отвечали, что здесь у них воды нету, но если португальцы с ними пойдут в их лагерь, то и воду получат, и с султаном Зейлы встретятся, и мир заключат.
Вновь португальцы согласились, хотя и с сомнениями. При встрече султан объявил себя христианином и подарил новому капитану португальцев (якобы) свой собственный розарий и приказал дать воды португальцам вволю, и те «побросали оружие и пили вволю и выпили столько, что должны были распустить пояса».
«Тогда мавры, увидев, что португальцы не бдят, похватали копья и сабли и ручницы и набросились на португальцев. А султан кричал, чтобы португальцы не бились, а сдавались, за что им жизнь сохранят, и те послушались и сложили оружие». Все, кроме 14, которые продолжали сражаться, упрекая сдавшихся товарищей в малодушии, и наконец были все перебиты. Сдавшихся раздели догола и, повязав по рукам и ногам, бросили в загон для скотины, а все их одежду и вещи и оружие мавры разделили меж собой.
Один из португальцев был не убит, а лишь ранен, и лежал «тихо, как мёртвый», весь облитый кровью своей и товарищей, так что мавры не заметили, что он жив – а он видел всё, что делали мавры. Те к вечеру открыли ворота загона, и султан со своими капитанами расположились верхом у ворот, и пленников по одному заставляли выходить, и как только пленник появлялся из ворот, султан с насмешками наносил ему рану, и следом его капитаны кололи и рубили пленника, каждый по разу, пока не убивали, и так всех пленных перебили.
Уже на закате мавры собрали и перенесли свой лагерь куда-то в сторону от места, где мёртвые лежали, а португалец, собравши силы, смог за ночь выйти к берегу моря и далее по берегу дошёл до Массуа и явился к дону Мануэлю и, всё рассказав, на милость того сдался. (И через день к своим вышел ещё один португалец, с теми же вестями.)
А дон Мануэль да Гама говорил, мол, вот что бывает с теми, кто не слушается короля и наместников. Но люди так были возмущены, что собирались и требовали от дона Мануэля найти и наказать тех мавров. А дон Мануэль на то отвечал, что и хорошо, что есть на свете мавры, чтобы были наказанием, дабы португальцы не учиняли мятежей и неподчинений, а чтоб служили покорно, как и подобает верным португальцам; а то подобно тем ста ведут себя как итальянские солдаты, не знающие ни закона, ни верности. Но солдаты сказали ему, что он сам источник всех этих несчастий, и если он недостаточно капитан, чтобы с маврами идти воевать, так они и без него пойдут и отомстят. Услышав сие, дон Мануэль согласился, так что и гнев солдат унялся.
На следующий день более 800 человек были в полной готовности, и вскоре разведчики вызнали, где лагерь мавров, и также то, что из него нет иного пути отступления, кроме одного прохода в нагорьях. И этот проход занял Гаспар де Пина, капитан стражи наместника, с сотней людей. «Да только мавры загодя узнали о приближении португальцев и снялись и далеко ушли, так что португальцы их и не увидали».
В те же дни в Массуа пришёл с письмами от негуса Айреш Диаш, которого раньше Эштеван да Гама высылал; и в письмах негус просил у союзников-португальцев военной помощи. Так что Мануэль да Гама отложил все военные дела до возвращения наместника.
Бухта Раздоров–Алькосер
Тем временем отряд наместника, и в самом деле, двигался споро. 2 апреля в 9 часов дня были «в устье реки Фарате» (ныне Марса-абу-Имама, Судан). 10 апреля на рассвете – у юго-восточной оконечности полуострова Рас-Банас (современный Египет). По-прежнему приходилось бороться с ветром и искать, где бы пополнить запас воды.
По-прежнему туго приходилось встречным судам; на широте 22½ градусов захватили гельву (или гельбу; вид небольшого парусника, обычный для Красного моря), шедшую из окрестностей Суэца в Суакем, и с неё сняли двух мавров, у которых дознавались новостей из Суэца. Выше 24½ градусов широты захватили гельву, идущую в Джидду; забрали лоцмана, который обязался провести португальцев в Тор на аравийском берегу.
По-прежнему туго приходилось встречным судам; на широте 22½ градусов захватили гельву (или гельбу; вид небольшого парусника, обычный для Красного моря), шедшую из окрестностей Суэца в Суакем, и с неё сняли двух мавров, у которых дознавались новостей из Суэца. Выше 24½ градусов широты захватили гельву, идущую в Джидду; забрали лоцмана, который обязался провести португальцев в Тор на аравийском берегу.
 |
|
Северная часть Красного моря. Красным отмечены определённые точки пути и даты прихода флота туда. |
13 апреля в 10 часов дня вошли в маленькую бухту Туна (ныне залив Мубарак), в 123 ½ лигах от Суакема; в 4 часа пополудни вышли из Туны, и под парусами и вёслами шли всю ночь до рассвета. 14 апреля после полудня вошли в «красивую бухту» (ныне Шерм-Медамер), чтобы дать отдых гребцам, боровшимся с бурным морем и сильным ветром целые сутки (за день и ночь прошли 5 лиг и были в 129 лигах от Суакема); в 10 вечера 14 апреля вышли из «красивой бухты» и пошли без остановок, то на парусах, то на вёслах.
15 апреля на рассвете были в одной лиге от Алькосера, и через полтора часа, пройдя за ночь и часть утра до 7 лиг, вошли в гавань Алькосера (ныне египетский Эль-Кусейр), важного торгового центра и порта, обеспечивающего корабли Мекки.
Как выяснилось, португальцев здесь уже ждали. Как рассказывает Соуза, за три дня до того отряд остановился в маленькой бухте, чтобы дать отдых командам, взять воду и почистить корпуса (видимо, имеется в виду бухта Туна). Однако, когда поднялся выгодный восточный ветер, отряд с великою спешкой снялся с якоря и ушёл, бросив на берегу двоих отставших моряков. Те же, увидев корабли, уходящие под парусами, отправились пешком вдоль берега, рассуждая, что встанут же корабли на ночь в какой-нибудь бухте и уж всяко пойдут вдоль берега. И так те двое вышли на торную дорогу и пошли по ней и пришли в Алькосер, где, признанные чужаками, были схвачены властями и допрошены, и так в Алькосере узнали о португальском флоте и о его делах. Немедленно горожане стали усылать женщин в горы, а сами стали готовиться к обороне, на случай, если португальцы вздумают напасть.
Во время этих приготовлений к Алькосеру и подошёл португальский отряд, шедший, прижимаясь к берегу, чтобы подольше не быть замеченным. Из города португальцев обстреляли из лёгких орудий, что якобы окончательно склонило дона Эштевана к нападению (а до того он якобы колебался).
Галеры выбросили на берег, бойцы высадились и построились тремя отрядами – дона Криштована, ведшего авангард, Тристана де Таиде и дона Эштевана «со всеми знатными». И передовой отряд дона Криштована атаковал с такой решительностью в рукопашной, что защитники бросили укрепления и сбежали в горы. Но на донесение дона Криштована, что город во власти португальцев, дон Эштеван приказал тому «ни на что не отвлекаться и времени не тратить, а город поджечь», что тот и исполнил, «и ничего [в городе] стоять не осталось, что было не малым потерей, ибо много было там домов и провизии»; как считали, сожжено было «более 100 тысяч мерок пшеницы» (candi; видимо, имеется в виду canha или canada, примерно равная 1,33 литра).
На самом деле португальцы простояли в Алькосере ещё 16 и 17 апреля, давая отдохнуть командам, и также захватили и сожгли один неф и один турецкий парусник, «сделанный на наш [португальский] манер, в 300 тонн [в других источниках – 400 тонн; имеются в виду бочки-тонны до 900 л по португальской мере], мачты и реи из доброй сосны, и доброе полотно на парусах, и много дельных вещей из бронзы», который вёз много провизии на персидский берег, а также много самбуков и гельв с припасами («много пшеницы и кукурузы и прочего зерна, и масла, и соли, и хорошего мёда»), вероятно, предназначенными для Джидды, откуда обычно уходили в Индию «корабли Мекки».
15 апреля на рассвете были в одной лиге от Алькосера, и через полтора часа, пройдя за ночь и часть утра до 7 лиг, вошли в гавань Алькосера (ныне египетский Эль-Кусейр), важного торгового центра и порта, обеспечивающего корабли Мекки.
Как выяснилось, португальцев здесь уже ждали. Как рассказывает Соуза, за три дня до того отряд остановился в маленькой бухте, чтобы дать отдых командам, взять воду и почистить корпуса (видимо, имеется в виду бухта Туна). Однако, когда поднялся выгодный восточный ветер, отряд с великою спешкой снялся с якоря и ушёл, бросив на берегу двоих отставших моряков. Те же, увидев корабли, уходящие под парусами, отправились пешком вдоль берега, рассуждая, что встанут же корабли на ночь в какой-нибудь бухте и уж всяко пойдут вдоль берега. И так те двое вышли на торную дорогу и пошли по ней и пришли в Алькосер, где, признанные чужаками, были схвачены властями и допрошены, и так в Алькосере узнали о португальском флоте и о его делах. Немедленно горожане стали усылать женщин в горы, а сами стали готовиться к обороне, на случай, если португальцы вздумают напасть.
Во время этих приготовлений к Алькосеру и подошёл португальский отряд, шедший, прижимаясь к берегу, чтобы подольше не быть замеченным. Из города португальцев обстреляли из лёгких орудий, что якобы окончательно склонило дона Эштевана к нападению (а до того он якобы колебался).
Галеры выбросили на берег, бойцы высадились и построились тремя отрядами – дона Криштована, ведшего авангард, Тристана де Таиде и дона Эштевана «со всеми знатными». И передовой отряд дона Криштована атаковал с такой решительностью в рукопашной, что защитники бросили укрепления и сбежали в горы. Но на донесение дона Криштована, что город во власти португальцев, дон Эштеван приказал тому «ни на что не отвлекаться и времени не тратить, а город поджечь», что тот и исполнил, «и ничего [в городе] стоять не осталось, что было не малым потерей, ибо много было там домов и провизии»; как считали, сожжено было «более 100 тысяч мерок пшеницы» (candi; видимо, имеется в виду canha или canada, примерно равная 1,33 литра).
На самом деле португальцы простояли в Алькосере ещё 16 и 17 апреля, давая отдохнуть командам, и также захватили и сожгли один неф и один турецкий парусник, «сделанный на наш [португальский] манер, в 300 тонн [в других источниках – 400 тонн; имеются в виду бочки-тонны до 900 л по португальской мере], мачты и реи из доброй сосны, и доброе полотно на парусах, и много дельных вещей из бронзы», который вёз много провизии на персидский берег, а также много самбуков и гельв с припасами («много пшеницы и кукурузы и прочего зерна, и масла, и соли, и хорошего мёда»), вероятно, предназначенными для Джидды, откуда обычно уходили в Индию «корабли Мекки».
«А те двое моряков, кои были в плену, тем временем сбежали и на корабли возвратились… а господин Жуан де Кастро взял высоту Солнца, которая указала широту этого места… до Каира оставалось пять дней пути!»
Утром 18 апреля отряд вышел из Алькосера и к 10 часам утра прошёл 4 лиги, а на закате солнца, около 18:30, был в 8 лигах от Алькосера.
Остановили встречную гельву, и от людей на ней узнали, что в Суэце наверняка известно о приходе португальцев, и что в Тор из Суэца прислали на подмогу «сорок турок»; а грек-конопатчик, ходивший с флотом Сулейман-паши на Диу, поведал, что с галерами в Суэце не более 300 чиновников, плотников и конопатчиков, турков и арабов и прочих народов.
21 апреля на рассвете были в 20 лигах от Алькосера, у острова Ксудуам (Шадвам) близ входа в Суэцкий залив, в 5 лигах от каждого из берегов. Продолжили движение и, пройдя около 12 лиг, к двум часам до захода солнца (ок. 16:30) оказались у порта Тор на аравийском берегу.
Остановили встречную гельву, и от людей на ней узнали, что в Суэце наверняка известно о приходе португальцев, и что в Тор из Суэца прислали на подмогу «сорок турок»; а грек-конопатчик, ходивший с флотом Сулейман-паши на Диу, поведал, что с галерами в Суэце не более 300 чиновников, плотников и конопатчиков, турков и арабов и прочих народов.
21 апреля на рассвете были в 20 лигах от Алькосера, у острова Ксудуам (Шадвам) близ входа в Суэцкий залив, в 5 лигах от каждого из берегов. Продолжили движение и, пройдя около 12 лиг, к двум часам до захода солнца (ок. 16:30) оказались у порта Тор на аравийском берегу.
Литература:
- Correa, G. Lendas da India. T. 4. Parte 1. Lisboa, 1863
- Faria y Sousa, M. de. Asia Portuguesa. T. 1. Lisboa, 1666
- Roteiro de Goa a Suez ou do Mar Roxo (1541). 2a ed. Lisboa, 1940
- Couto, D. de. Da Asia. Decada quinta. Parte segunda. Lisboa, 1780
- Monteiro, A. da S. S. Batalhas e combates da Marinha Portuguesa. V. 3 (1539-1579). Lisboa, 1992
IU Tarasevich
- «Оставляя за собой лишь пепел…» (ч.1)
- «Если в Суэце не буду, лучше самому сгореть…» (ч.2)
- «Тот, кто посвящал в рыцари на горе Синай…» (ч.3)