Нет ничего более постоянного, чем непредвиденное (Поль Валери)

История чукчей. Часть - 3

Про Якунина

В 1725 году в Кабинет министров поступило доношение от якутского казачьего головы Афанасия Ивановича Шестакова, который предлагал организовать экспедицию для открытия новых земель и покорения инородцев. На следующий год Шестаков прибыл в Петербург. При поддержке сенатского обер-секретаря И. К. Кириллова казачий голова сумел убедить сенаторов, и 18 января 1727 года* Сенат утвердил "мнение", гласящее:
  • "Изменников иноземцев и которые народы сысканы и прилегли к Сибирской стороне, а не под чьею властию, тех под российское владение покорять и в ясачный платеж вводить … а ко обладанию таких народов и земель следующие притчины:
  • Что те земли прилегли к российскому владению и не подвластные…;
  • Для прибыли государственной, понеже в тех местех соболь и протчей зверь родитца…;
  • Для познания по восточному морю морского ходу, от которого может впредь воспоследовать комерция с Японною или Китайскою Кореею…;
  • Наипаче для предбудущей заимки, пока нихто других земель, а особливо от китайской стороны, яко Сибирью пограничной, в те новосысканные земли не ступили…"
Скульптура изображает Ермака, который, как известно, жил в XVI веке,
но на Чукотке подобная амуниция, ввиду отсутствия у аборигенов
огнестрельного оружия, успешно применялась до конца XVIII века –
в документах во множестве встречаются разные кольчуги, куяки и шлемы.

Последующие указы Верховного тайного совета и Сената (23 марта и 3 мая 1727 года) предписывали создать особую экспедицию, опорной базой которой стал в последующем Анадырский острог. Численность экспедиционной партии определялась в 400 человек солдат и казаков, район ее действия – охотское побережье, Чукотка и Камчатка. Во главе был поставлен сам Шестаков, а начальником военной команды определен капитан Тобольского драгунского полка Дмитрий Иванович Павлуцкий. 

Начало экспедиции, которая стала именоваться Анадырской партией, оказалось весьма неудачным – между Шестаковым и Павлуцким, который, будучи офицером регулярной армии, не желал подчиняться казачьему голове, начались конфликты. Всю дорогу от Тобольска до Якутска они выясняли между собой отношения, доходило даже до драк. Прибыв летом 1728 года в Якутск, Шестаков и Павлуцкий разругались окончательно и, наплевав на указы, стали действовать каждый самостоятельно.

Шестаков в середине 1729 года отправился в Охотск, а оттуда в Тауйский острог, намереваясь привести в подданство немирных коряков в северной части Охотского побережья, а затем сухим путем двинуться к Анадырску. Отряд его состоял из полутора сотен человек, из которых два десятка были русскими казаками, а остальные – эвенами, эвенками, коряками и якутами. 14 марта 1730 года, узнав о нападении чукчей на оленных ясачных коряков (около сотни из которых было убито), Шестаков двинулся на врага, настиг чукчей на реке Егаче (ныне Шестаковка), впадающей в Пенжинскую губу, и был разбит. В бою погибли 10 казаков и 28 ясачных, остальные разбежались. Сам казачий голова был тяжело ранен стрелой в горло, а затем убит. Чукчи помимо прочего захватили 12 фузей, 3 винтовки, 12 ручных гранат, 12 железных панцирей и знамя.

Павлуцкий с большей частью команды 3 сентября 1729 года прибыл в Анадырский острог – согласно инструкциям. Инструкции также предписывали аборигенов "уговаривать в подданство добровольно и ласкою", однако разгром Шестакова резко ослабил авторитет русской власти на Охотском побережье и Камчатке – аборигены ласки не желали. Активизировались немирные (неясачные) коряки, а ясачные стали выходить из повиновения и в сентябре 1730 года подняли восстание, осадив Ямской острог. Летом 1731 года на борьбу с русскими поднялись ительмены, которым удалось захватить Нижнекамчатский острог.

История чукчей
12 марта 1731 года Павлуцкий с большой по восточносибирским меркам армией (236 казаков и 280 коряков и юкагиров) выдвинулся в поход с целью наказать немирных чукоч и отбить таки захваченных год назад оленей. Ход кампании капитан скрупулезно описывал в своем дневнике:
"И 9 маия дошед до первой сидячих около того моря чюкоч юрты, в коей бывших чюкоч побили… Усмотрели от того места в недальнем разстоянии… сидячих одна юрта и бывших в ней чюкоч побили… И дошед до их чюкоцкого острожку… и в том остроге было юрт до осьми, кои разорили и сожгли".
В итоге было захвачено взад до 40 000 оленей, ружья, все 12 панцирей, личные вещи Шестакова и освобождены из рабства 42 коряка и 2 русских. Чукчей, по разным сведениям, было убито от 802 до 1452 человек и 150-160 захвачено в плен; потери россиян – 3 русских, 5 коряков, 1 юкагир.

На следующий год Павлуцкий отправился на лодках до устья Анадыря… и вернулся, не обнаружив противника – чукчи перешли к партизанской войне. С 1733 по 1738 год они совершили несколько рейдов на Анадырский и Нижнекамчатский остроги, угоняя казенные стада оленей, убивая служилых и ясачных, уводя в плен женщин и детей.

Возможность договориться становилась все более зыбкой благодаря стараниям представителей местной администрации наподобие казачьего сотника Шипицына, исполнявшего с 1732 года обязанности коменданта Анадырского острога. Летом 1740 года он с отрядом в 80 казаков отправился вниз по Анадырю для сбора ясака с "речных" чукчей. В урочище Чекаево русский отряд встретился с крупными силами чукчей. Не рискуя вступить с ними в открытый бой, Шипицын под предлогом мирных переговоров заманил в свой лагерь двенадцать чукотских старшин и перерезал их, после чего атаковал чукчей, которые, оставшись без командования, в панике разбежались. Правительство к таким нарушителям официальной миролюбивой политики никаких санкций не применяло, ограничиваясь прежними рекомендациями действовать "лаской, а не жесточью". Но и этот принцип, в связи с непрекращающимися набегами чукчей на коряков – подданных империи, в начале 1740-х годов был отброшен.

4 июня и 6 июля 1740 года указами Кабинета министров и Сената предписывалось Анадырской партии "итти на немирных чюкч военною рукою и всеми силами стараться не только верноподданных Е. И. В. коряк обидимое возвратить и отомстить, но и их чукоч самих в конец разорить и в подданство Е. И. В. привесть". 18 февраля 1742 года по предложению иркутского вице-губернатора Л. Ланга Сенат издал указ, гласивший:
"на оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить, искоренить вовсе, точию которыя из них пойдут в подданство Е. И. В., оных, также жен их и детей, взять в плен и из их жилищ вывесть и впредь для безопасности распределить в Якуцком ведомстве по разным острогам и местам между живущих верноподданных"
Ответственным исполнителем был вновь назначен Павлуцкий, который еще в 1733 году был произведен в майоры, а к 1742 году уже исполнял обязанности якутского воеводы.

В 1743 Павлуцкий вновь прибыл в Анадырскую крепость, и в начале следующего года с командой в 400–650 солдат, казаков, ясачных юкагиров, чуванцев, коряков и эвенов совершил очередной поход на Чукотский полуостров, догнал и разгромил отходящих чукчей на реке Анадырь, вновь отбил оленей, освободил пленных коряков… У урочища Сердце-Камень отряд нашел 10 яранг, перебил 88 чукчей и взял в плен подростка. По возвращении юного чукчу окрестили Николаем Дауркиным, и Павлуцкий взял его на воспитание. Потом парень стал казаком, служил, участвовал в походах, а осенью 1763 самовольно оставил службу и ушел к чукчам. В острог вернулся год спустя с большой группой соотечественников, добровольно согласившихся принять русское подданство, и тут же был арестован за дезертирство. Находясь под стражей, начертил первую сравнительно верную карту Чукотки, служившую основой картографического изображения края вплоть до XIX века. В 1765 был оправдан и переведен в Иркутск, потом участвовал в экспедиции Биллингса-Сарычева, был среди первых россиян, высадившихся на побережье Аляски, совместно с И.Кобелевым открыл бухту Порт-Кларенс, получил дворянство… С ним мы еще встретимся, а пока вернемся к Павлуцкому.

Лето 1746 года – очередная экспедиция: разгром пяти встреченных "юрт", отбито 650 оленей плюс два пленных коряка, наоборот захвачено в плен два чукотских подростка и две чукотских же бабы…

Для коряков был традиционен костяной ламеллярный панцирь,
который носили состоятельные воины

Вопрос: при чем тут упомянутый в заголовке поста Якунин? А под таким именем Павлуцкий остался в чукотских легендах и сказаниях на должности главного эпического злодея. И Шкловский в 1892 году писал: 
"Этот капитан — самый популярный герой на крайнем северо-востоке Сибири. Он местный Роланд".
Почему Якунин – не совсем понятно; Богораз предполагал, что у него было прозвище "Яков" или "Якуня". Возможно, образ Якунина собирательный, и Якунину-Павлуцкому приписывают деяния других деятелей, во всяком случае, разные легенды описывают его деяния и смерть по-разному:

Когда воевали таньги с чукчами, люди бежали из внутренней страны к морю, но таньги следовали сзади и истребляли не успевающих. Когда ловили, худо убивали: мужчин разрубали топором между ног, вниз головой; женщин раскалывали, как рыбу для сушения. Убежали оленные на край земли, поместились под утес, под круглыми скалами построили в ущелье крепость. Но пришли таньги и взобрались на горы и, скатывая сверху камни, изломали укрепление и истребили людей. На земле Нэтэн за мысом Пээк поставили под утесом, нависавшим над берегом, другую крепость. Сверху нельзя скатить туда камни. Таньги взошли на утес. Ничего не могут сделать, ибо перелетают камни их через границу жительства. Стали обходить, ища проход, впереди идет в железном панцире Якунин. У входа в узкое ущелье стоит чукотский парень Еыргын с луком в руках и пьет из деревянной чаши воду. «Пей хорошенько, — говорит Якунин, — больше ты не будешь пить на этой земле!» Схватил Якунин копье, стал размахивать, прыгает вверх, как вершина дерева, и машет копьем. Парень снял со стены небольшой лук, наложил небольшую стрелу из китового уса. Лицо Якунина покрыто железом, только две дыры вместо глаз. Тот выстрелил. Пока прыгает, попал ему прямо в глаз. Упал на землю Якунин; побежал и схватил его: «Ты, худо убивательный! У нас нет топоров, но, по крайней мере, иначе умертвим тебя!» Развели огонь, жарят его у огня, хорошо изжаренное мясо срезывали ломтиками и жарят снова. Умер. Таньги, испугавшись, бежали, но их настигли и истребили. Тогда в знак радости устроили гонку судов жители Нэтэна. Собрались из Наукана, Уэлена, Пичуна и всех приморских селений до Ванкарэма, но всех победили два брата, рожденные сукой, из Экалюруна. Ставкой была пленная девушка. Ее взяв, женились на ней. От них размножился род Рожденных Сукой……Был русский начальник, очень жестокий, худо убивал наших людей. Держа за ноги, разрубал топором сверху вниз промеж ног, внутренности выпадали. Привязывали мужчинам член к шее и били по спине. Человек вскакивал и отрывал член и ядра. Много стад заграбили. Поехал он однажды с Колымы на Анадырь. Сам едет в кибитке, люди бегут кругом. Услышали наши, собралось скопище с тундры, прибежали, засели по дороге. Ночью напали на сонных, перерезали всех, только начальника взяли живым. Еще двух русаков (были бедненькие ребята, их худо кормили, обижали), тех не убили, взяли. Сказали им: «Будете смотрящими, что мы сделаем, чтобы прекратилось худое убивание наших». Раздели начальника нагим, надели на голову ему ремень, достали чикиль, привязали, заставили бегать по снегу вокруг, дергают за чикиль, бегает; дерг, дерг — пенис только болтается справа налево. Бегает, бегает. Положили его на землю. Стали пороть его колотушками из оленьего рога. Пробили всю задницу. Подняли, опять бегает на чикиле, глаза выкатываются, язык вывесился изо рта, достал до сосцов, хлопает взад и вперед по груди; сопит — хи, хи, хи — при каждом шаге плюет кровью. Загоняли до смерти на чикиле. Тогда тем бедняжкам дали запас, отправили домой на сильной упряжке оленей: «Теперь скажите вашим, чтобы прекратилось худое убивание людей».

Анадырская крепость
История же говорит нам о последнем походе Павлуцкого следующее: 12 марта 1747 года ясачные коряки пожаловались коменданту Анадырской крепости на чукчей, которые угнали у них семь табунов оленей (часть из которых были "казенные") и захватили в плен восемь человек. Павлуцкий, не дожидаясь подкрепления, бросился в погоню с отрядом в 97 человек – русских и коряков – на оленьих упряжках. Вслед за ними на лыжах вышли 202 солдата и казака под командованием сотника А. Котковского. Утром 14 марта авангардный отряд майора настиг около 500 чукчей, ставших лагерем. Майор собрал совет. Один из сотников предложил ждать остальную команду, тогда как сотник Кривошапкин посоветовал напасть на чукчей немедленно, пока они сконцентрированы в одном месте и не разбрелись по окрестностям. Павлуцкий выбрал второй вариант и отдал приказ начать бой.

Однако чукотские воины после первого же ружейного залпа, произведенного русскими, стремительно бросились в атаку, не давая казакам перезарядить ружья, и "пошли на копьях же и... у служилых и служилые у них друг у друга отнимали из рук копья, а протчие служилые, у которых отбиты были ружья, оборонялись и ножами". Отбиваясь от наседавших чукчей, неся большие потери, русские и коряки укрылись в "вагенбурге" из возовых санок. Сам Павлуцкий оказался окружен при отступлении и убит; пленный чукча рассказывал, что окруженный майор трижды нападал на врагов, однако чукчи не могли его ранить, поскольку он был в кольчуге и шлеме. Чукчи долгое время стреляли в него из луков и кололи копьями; наконец, свалили арканами и стали душить, "тут он сам открыл железный нагрудник и ударом копья кончилось дело".

От поголовного уничтожения осажденных спас подход подкрепления во главе с Котковским, завидев который чукчи поспешно "ушли на побег". Но разгром был полный. В сражении погибли около 50 человек. Чукчи захватили оружие, боеприпасы и снаряжение русского отряда, в том числе несколько десятков ружей, пушку и знамя. На поле боя обнаружили тело майора без шлема и панциря. Потом, в 1870, чукотский старшина подарит колымскому исправнику барону Майделю кольчугу "Якунина", доставшуюся ему от деда…

Разгром и гибель Павлуцкого произвели ошеломляющее впечатление на российские власти. Сенат и Сибирский приказ спешно приняли решение о переброске на Анадырь дополнительных войск…

Азат Миннекаев «Смерть бубна»
После гибели Павлуцкого война продолжилась с новой силой. События, развернувшиеся в 1750-х годах на Чукотке и Камчатке, были насыщены многочисленными сражениями, штурмами русских острогов и "крепостей" аборигенов, взаимным ожесточением и немалыми жертвами. На основе этих событий можно было бы снимать  "истерны" покруче голливудских вестернов.

В следующем, 1748 году в Анадырск была отправлена рота солдат и какое-то количество казаков. Бездельничать им не пришлось: в последующие два года под руководством поручика Кекерова были предприняты два успешных похода для добычи оленей и разгрома чукчей. Военная хроника последующих лет выглядела так:


1751 год – поход по Анадырю отряда в 200 солдат и казаков на 10 судах под руководством нового коменданта острога капитана В. Шатилова. Неудачные попытки переговоров. Отбито внезапное нападение чукчей.

1752 год – вторая морская экспедиция В. Шатилова вниз по Анадырю на 11 судах, в которых находилось 180 человек. Чукчи, узнав о походе, отошли, капитан гнался за ними 85 км и взял в плен 2 ребят, 10 женщин и девочек. Пленных продали с молотка.

1752 год – чукчи убили на Чукочьей реке, к западу от Колымы, партию из шести русских, пришедших из Нижнеколымска для рыбной ловли. Гарнизон Анадырска усилен еще сотней солдат под начальством секунд-майора И. Шмалева

1754 год – 500 чукчей в 37 км от Анадырска напали на поселения юкагиров, а заодно на русских, возвращающихся с охоты в острог, и взяли в плен казака Б. Кузнецкого

1755 год – очередное напоминание правительства о необходимости действовать лаской и официальное прощение от имени императрицы всех прошлых прегрешений чукчам. Попытка секунд-майора Шмалева договориться с чукчами об уплате ясака по шкуре лисы с человека, без взятия заложников-аманатов. Однако чукчи, памятуя о "подвиге" сотника Василия Шипицына и опасаясь подвоха, неожиданно покинули переговоры.

1756 год – поход 200 чукчей на живших недалеко от Анадырска юкагиров, которых они разгромили, увели их семьи, угнали оленей и унесли имущество. Возвращение без результата 200 солдат и казаков, посланных на собачьих нартах преследовать чукчей. Переселение оставшихся 10 юкагирских женщин в Анадырск. В том же году брат "главного коряцкого князя Эйгели" Ивака Лехтелев заключил с чукчами мир и пригласил их в свою землю. Чукчи перешли Анадырь, заключили браки с коряками и поселились на реке Хатырка… однако уже через год коряки убили предводителей чукчей

1759 год – в апреле около 200 чукчей пришли к укинскому берегу (Северо-Восточная Камчатка), взяли в плен 15 казаков, отбили у коряков собак и оленей, убив 9 мужчин и пленив женщин и детей. Затем, соединившись с другими чукчами, подошли под Анадырск, где была эпидемия и страшный голод, однако поручик С Кекеров с тремя сотнями прорвался через окружение на оленьи и рыбные промыслы и вернулся, обеспечив россиян продовольствием.


В начале 1763 года в Анадырь прибыл новый комендант подполковник Фридрих Плениснер. Ознакомившись с состоянием дел, он предложил вообще ликвидировать Анадырскую партию во-первых, как нерентабельную – на ее содержание за все время существования было израсходовано 1 381 007 руб., тогда как прибыль от ясачного и других сборов составила всего 29 152 руб., во-вторых, как не сумевшую выполнить свои функции по защите ясачных народов и объясачиванию "диких": чукчи в подданство не приведены, чукотско-корякско-юкагирские столкновения не прекратились.

Сенат согласился с закрытием Анадырской партии, признав, что она "бесполезна и народу тягостна". В 1771 году гарнизон (на то время 303 солдата, 285 казаков) был выведен из Анадырска, жители ушли в Нижнеколымск и Гижигу, пушки были зарыты, крепость и дома сожжены, церковь разобрана и пущена на воду. Форпост русской власти на северо-востоке Сибири перестал существовать – империя отступила перед чукчами. В одном из документов того времени говорилось:  
"Немедленно внушить всему русскому населению Нижне-Колымской части, чтобы они отнюдь ничем не раздражали чукоч, под страхом, в противном случае, ответственности по суду военному"
В результате чукчи расселились на Анадыре, оттеснив коряков на Гижигу, а юкагиров — на Колыму…
Пришел Якунин, железом одетый, худо убивающий, Якунин, огнивный таньг, стал истреблять народ. У него приемыш, взращенный из кочевых людей, приносящий пищу, проворный, быстроногий, на бегу догоняющий дикого оленя; убивает ножом, вываливает моняло, хватает за заднюю ногу, вскидывает вверх, прямо так уносит домой. Худо убивающий Якунин истребляет людей, собрал шапок целые возы, шапки убитых двадцать возов отправил к Солнечному Владыке. Говорит: «Больше нет, всех истребил!» Говорит Солнечный Владыка: «Еще в траве много скрывается птичек!» — «Докончу! Пусть принесут большое ружье, унесу с собой!» — «Однако нет! Убьют тебя!» — «Могу!» Взял ружье, большое ружье, унес с собой, ходит, ищет жителей, истребляет. Наши: Нанкачгат, богатырь, одетый в лахтачную одежду, большой, широкий; во время ледохода на реке Номваан ложится поперек, задерживает глыбы льда; по его туше переходят кочевые обозы, как по твердой земле. Товарищ его Тэмээрэчэкай тоже проворный. Пошел Выращенный таньгами на промысел, нашел дикого оленя, убил, подхватил. Из досады смотрит Нанкачгат, говорит: «Не сможет!» Говорит: «Могу!» Догнал Выращенного таньгами, схватил за правую руку, тот дергает, дергает, вырвать не может. «Если я стал для тебя дичью, убей!» — «Нет, не для смерти, для жизни тебя схватил, не для темноты, для смотрения. Сердце твое не хочу достать». — «Э-э!» — «Почему лицо твое как у настоящего человека? Кто ты?» — «Я — Взращенный таньгами». «А-а! Будь нашим товарищем, совсем нашим, указателем пути!» — «Согласен»…


В 1775 году отряд из 130 оленных чукчей, возвращавшийся из удачного похода на коряков с захваченными оленями, повстречал на своем пути бывшего приемыша Павлуцкого – чукчу-казака и сибирского дворянина Николая Дауркина. Итогом встречи стало согласие чукчей направиться в Гижигу для переговоров с русскими. Однако в ходе переговоров возникли разногласия по поводу выдачи чукчами заложников, переросшие в конфликт. Чукчи покинули острог, а ночью не удержались и угнали у ясачных коряков еще 10 оленей. Ответная реакция коряков и русских не заставила себя ждать – в результате рейда было убито 54 чукчи и 2 россиянина, 40 чукотских женшин и детей взято в плен.

Меж тем у ставших "ничьими" берегов Чукотки все чаще стали появляться французские и британские экспедиции В 1776 году Екатерина II указала приложить все усилия для принятия чукчей в подданство. Действуя не военной силой, а через торговлю, русские добились значительно большего – особенно чукчи нуждались в железе и табаке. На речке Ангарке, притоке Большого Анюя, была построена Ангарская крепостца, где, под охраной казаков, происходила ежегодная ярмарка для меновой торговли с чукчами.

В марте 1778 года стараниями Дауркина были организованы еще одни переговоры коменданта Гижигинской крепости Тимофея Шмалева с чукотскими вождями Амулятом Хергынтовым (в документах он назван "главным тойоном") и "тойоном Северного Ледовитого моря" Аоеткином Чымкычыном, на этот раз закончившиеся подписанием договора о принятии чукчами русского подданства. Очередным указом на следующий год чукчи освобождались от ясака на десять лет (соболь на безлесной Чукотке все равно не водился) и сохраняли независимость во внутренних делах – от них теперь по большому счету требовалось просто не мешать русскому присутствию в регионе. В подходящих местах побережья были развешаны российские гербы в знак принадлежности этой территории России

Тогда перестали драться, заговорили люди Этэль (чуванцы), убиваемые с обеих сторон (коряками и чукчами) , стали говорить на все стороны. Сделавшись товарищами, совсем перестали драться. Тогда Нутэвия-чуванец пришел к Ээнейву и говорит: «Слишком худо убивать друг друга, пусть перестанем! Сотворим союз!» Говорит Ээнейву: «Посмотрим! Пойди, спроси сильных людей вашей страны, что они скажут, потом осенью приезжай! [Посмотрим], как будет!» Уехал Нутэвия. На другой год стала осень. Наставши, осень кончилась. Окончилась осень. Сидит Ээнейву дома, вдруг слышит, кто-то на оленях приехал. Вышел на двор — иные олени, иная одежда (не чукотская). Человек привязал оленей, не подходит, сидит на нарте, потупив голову, Нутэвия. Молча сидит. Обошел вокруг один раз, другой; молчит, ничего не говорит. Пнул ногой в лицо, молчит, испытывает: будет ли гнев? Нисколько. Тогда сел на корточки против него, говорит: «Пришел?» — «Ы!» — «С чем ты?» Ничего не говорит, только достает из сумы медаль и бумагу. Вот эта бумага о прекращении войны и создании союза.


Договор с Амулятом и Аоеткином де-факто, разумеется, распространялся только на те стойбища, которые признавали авторитет этих вождей (и до тех пор, пока признавали). После сибирские власти неоднократно рапортовали в Петербург о том, что то или иное чукотское стойбище приняло подданство. Работа была проделана немалая – к 1782 году удалось заключить практически со всеми родами анадырских чукчей договоры о ненападении на коряков. С 1888 года Ангарская ярмарка перенесена в Анюйскую крепость в 250 км от Нижнеколымска, на берегу Малого Анюя. До первой половины XIX века, когда европейские товары доставлялись на территорию чукчей единственным сухопутным путем через Якутск, Анюйская ярмарка имела обороты на сотни тысяч рублей. На продажу чукчи привозили не только продукты собственного промысла (продукты китобойного и тюленьего промысла, шкуры белых медведей, живые олени и изделия из них), но и самые дорогие меха – бобров, куниц, черных лисиц, голубых песцов, которые "носовые" чукчи выменивали на табак или отнимали у эскимосов северо-западного побережья Америки.

В это же время силами полугосударственной Российско-американской компании, созданной в 1799 году, началось довольно интенсивное хозяйственное освоение Чукотки и Аляски. Строились новые поселения, прокладывались транспортные пути, обеспечивались условия для русских переселенцев, завязывались новые торговые связи. Организовывались экспедиции, проводились исследования. Все это время чукчи сохраняли свой особый статус. По "Указу об управлении инородцев" 1822 года чукчи жили по своим законам и судились собственным судом, ясак – шкурка лисицы с лука (то есть с мужчины) – платился по желанию. С помощью торговли власти и предприниматели научились получать с чукчей гораздо больше, чем с помощью налогов. Правила торговли с чукчами 1811 года (обязательные к исполнению любым купцом под страхом запрета на торговлю) гласили: 
„Никто не имеет права торговать пониженной ценой, напротив того, каждый обязан тщиться дабы поднять цену елико возможно, так чтобы больше выгоды было на нашей стороне".
"Несчастные обобранные" чукчи при этом, будучи свободными от податей, отнюдь не голодали, и благосостояние их было повыше не только соседних тунгусов или юкагиров, но и многих русских переселенцев. Тан-Богораз писал:
"Я встретил русского юношу, который вырос между чукчами, жил чукотскою жизнью, кочуя на тундре с собственным стадом оленей. Имя его было Алексей Казанов. Однако, в отличие от чукоч, он числился русским мещанином и членом одного из мелких обществ на Нижней Колыме, которые все вообще завалены сборами, податями и всякого рода реквизициями... Его чукотские соседи в то же время не платили ничего. Ему, разумеется, не очень нравилось его собственное русское происхождение. Однажды при мне он пришел к колымскому исправнику и просил написать ему прошение на царское имя о том, чтобы его исключили из русских мещан и включили в ясачную ведомость оленных чукоч. „Они платят один рубль в год", — сказал он в объяснение. Исправник сказал, что это совершенно невозможно. „И если ты запишешься в чукчи, ты потеряешь права на казенное пособие", — сказал исправник. „Не приставайте ко мне с вашими сборами, — возразил злополучный русский кочевник, — и я не стану ходить к вам за пособием". Казанов женился на чукчанке по чукотскому обряду и наотрез отказался венчаться у попа. „Тогда моих детей запишут в русские, — говорил он, — пусть они будут незаконные, но все-таки чукчи, так же как мать".
Полуостров Ямал в районе реки Юрибей
Христианизации чукчи поддавались плохо. Крестились, правда, охотно и по нескольку раз – ради подарков, выдававшихся неофитам при крещении, но хоть сколько-нибудь заметного влияния на их культуру христианство не оказало, тем более что влияние церкви на Чукотке не распространялось дальше границ русских поселений. Первым и единственным православным миссионером, попытавшимся по-честному пожить среди чукоч, был отец А. Аргентов. В 1848 году колымчане по его просьбе построили ему избу на побережье и оставили его там с женой и служанкой. Всю зиму Аргентов ездил по стойбищам, забирался на реку Чаун, на мыс Шелагский, в итоге впал в искушение и заключил групповой брак с чукчей Атато и его женой, не потрудившись толком узнать обычаи "просвещаемого" народа, после чего был немало удивлен ответным визитом вежливости. В результате отдуваться пришлось служанке (чукчи воспринимали ее как младшую жену), а Аргентов спешно оставил свою миссию. Больше подобных попыток церковь не предпринимала, и миссионеры жили в русских поселениях, нередко по совместительству выполняя функции сборщиков ясака.


С конца 1840-х годов в Беринговом проливе начали курсировать китобойные суда, в основном североамериканские и британские. После того, как британский флот во время Крымской войны попытался высадить десант на Камчатке и стали очевидны трудности со снабжением, был эвакуирован камчатский гарнизон, и только с 1878 года к американцам на берегах Чукотки потихоньку присоединились корабли русского Добровольного флота.

Торговля все больше смещалась на побережье, а обороты и значение Анюйской ярмарки снизились, особенно после того, как в связи с продажей Аляски в 1867 году прекратила свое существование Российско-американская компания (кстати, императором тогда был Александр II, а не умершая за 71 год до того Екатерина II, которой народная молва почему-то приписывает эту сделку), и к концу XIX века она стала обслуживать лишь потребности местного колымского торга, имея оборотов не свыше 25 тыс. руб. в год.

Свято место пусто не бывает – на Чукотке началась американская экспансия. Из-за бесконтрольного промысла были практически истреблены киты и большой урон нанесен популяции моржей. Все это подорвало традиционную экономику береговых чукчей, но зато привело к появлению среди них сословия профессиональных купцов-"поворотчиков", курсировавших на оленях или собаках между морским побережьем и внутренней тундрой, обменивая русские, американские и чукотские товары. Часть из них продолжала – уже на новом уровне – традиционные полуторговые-полупиратские рейсы в Америку. Прекращение в XIX веке межплеменных войн пришлось весьма кстати: наиболее удачливые поворотчики сколачивали целые состояния, женились на русских (зачастую имея при этом на тундре еще одну-две семьи) – и это при том, что русские купцы в колымских городках с появлением американцев начали стремительно разоряться.

Поколение береговых чукчей, выросшее при американцах, неплохо знало английский, некоторые из них нанимались матросами и забойщиками китов на американские суда.


Тундровые кочевники, став в результате всенародного ограбления коряков настоящими "чаучу" – "оленными", тоже не бедствовали и порой свысока посматривали на русских колонистов-промысловиков, говоря "Вы, русские, как голодные чайки на вашей реке. А наша еда вокруг нас на ногах ходит. Наша еда растет, пока мы спим". О разнице в уровне жизни – еще парочка цитат из Богораза:  
"Мне известно около двадцати случаев брака между чукчами и русскими мещанами или обрусевшими туземцами. …Русские родственники и соседи издеваются над женщинами, отданными "дикарям". Брак их считается унизительным и постыдным. Однако сами женщины, быть может, для того чтобы отстранить насмешки, с большей энергией принимаются за новое хозяйство и даже с некоторым презрением говорят о своей прежней жизни на берегу реки. Я помню одну из них, у которой мне, пришлось побывать как-то в середине зимы. Было очень холодно… лицо ее посинело, пальцы одеревенели; она могла сохранить хоть немного тепла, лишь непрерывно двигаясь и работая, и все же она хвалила свою жизнь. …Одна из женщин рассказывала мне, что после смерти своего первого чукотского супруга она вернулась обратно в родной поселок вместе с трехлетним сыном. „Но мы не могли жить там, — говорила она, — от тяжелого духа в избе. Головы болели, едушки было мало, только сухая юкола, а мальчонка не привык и все просил мяска. Вот так мы пробились на реке месяца три, а я взяла да и вышла за другого чукчу, и ушла с ним на тундру назад" …Следует заметить, что русская семья, пришедшая с женой, ложится тяжелой обузой на мужа чукчу и истощает стадо: …чукчи, несмотря на грубость, имеют своего рода жалость к иноплеменникам, умирающим от голода у них на глазах… Поэтому чукчи, женатые на русских женщинах, постепенно спускаются от богатства к бедности… Чукчи высоко ценят такое родство, так как они считают, что русские, несмотря на постоянный голод и нужду, все же выше их по культуре. Русские же вступают в "родство", рассчитывая получить от этих "родственников" даровое оленье мясо, шкуры и ценную пушнину".
Однако благополучным состояние чукчей, соприкоснувшихся с цивилизацией, выглядело только в сравнении – они всё больше зависели от привозных товаров, теряя навыки самостоятельного хозяйства, а кроме товаров русские и американцы принесли чукчам спирт, азартные игры и целый букет разнообразных заболеваний от кори до сифилиса, для противостояния которым у чукчей не было ни природного иммунитета, ни соответствующих культурных навыков. По словам чукотского торговца,  
"духи постоянно заботились о том, чтобы население этой страны не увеличивалось. В древнее время постоянная война уносила человеческий прирост. После того, несмотря на большое обилие морского зверя, являлся голод и опять уносил излишек. Теперь, когда американцы привозят в обилии муку и масло, является болезнь и опять-таки уносит прирост''. 
Квалифицированные врачи до Чукотки просто не доезжали – их перехватывали по дороге, в не менее нуждающейся в них Сибири.


А. Ресин – чиновник, посланный в конце XIX века с инспекцией на Чукотку, писал: "В сущности же весь крайний северо-восток не знает над собой никакой власти и управляется сам собой. Каждый родоначальник есть полноправный властелин над своим родом". С началом Первой мировой вывоз русских товаров на север вообще прекратился, и русские торговцы окончательно вышли из игры, но на торговлю с американцами война практически не повлияла, и "Чукотская землица" де-факто стала превращаться в американскую колонию. Де-юре же оставалась российской землей, и власти метрополии периодически радовали местную администрацию идиотскими распоряжениями. Так, в 1906 году после первой революции в Петербурге был издан приказ отобрать у населения оружие во всех частях империи, дошедший в итоге до Чукотки, где он был равносилен приказу отобрать плуги у крестьян средней полосы. Подобные не имеющие отношения к жизни реформы чаще просто не выполнялись – неудивительно, что на Дальнем Востоке и Крайнем Севере махровым цветом цвела коррупция.

Вновь реальная русская – теперь уже советская – власть установилась на Чукотке только после окончания гражданской войны. В 1923 в Уэлене был организован Чукотский районный совет, а в 1930 г. создан Чукотский национальный округ, и в этом же году началась форсированная коллективизация. Конфискация стад и создание "оленеводческих колхозов", прописка в поселениях, отлучение от кочевого образа жизни ломали собственные, веками отлаженные механизмы чукотского общества и вели к социальной апатии, подаваемой сегодня как образ "раздумчиво-философского" северянина. Под знаменами раскулачивания и борьбы с религиозными пережитками планомерно уничтожали лучших людей, шаманов, старейшин и других носителей традиций и этнического духа. Лучших представителей молодежи забирал город, где они становились "чурками".

Самым эффективным методом насильственного приобщения чукчей к цивилизации (без всякого сарказма) стала советская система всеобщего – обязательного и бесплатного – образования. Каждый год ранней осенью представители РОНО буквально охотились по тундре за чукотскими детьми, забирая их на полгода в интернаты. После школы в стойбища возвращались дети, которые уже не умели и не хотели пасти оленей и есть тухлую "копальку" и моняло (итогом, правда, стали выпадающие у последних поколений чукчей на северном безвитаминье зубы), а взамен приобретшие мало совместимую с традиционным образом жизни систему ценностей и вредные привычки. Прошедшие после интерната вдобавок армейскую службу молодые чукчи полностью утрачивали связь с традициями.

Это, повторю, без всяких кавычек было приобщением к цивилизации, а не колонизацией и уж тем более не геноцидом: чукчам подарили медицину, образование, технологии... В 1930-х годах оленевод Теневиль создал оригинальную чукотскую идеографическую письменность, которая, как впрочем, и большинство подобных экзерсисов, начиная с "азбуки коми" Стефана Пермского, закономерно оказалась нахрен никому не нужна: для записи чукотского языка, как и большинства других, отлично подошла кириллица с добавлением нескольких букв… так или иначе, у чукчей впервые появилась письменность, а за ней и литература (правда, в основном на русском языке). Другое дело, что переход сразу к цивилизации для палеолитического, по сути, общества никогда не проходил без потерь: для той части чукчей, что не переехали жить в города, столкновение с цивилизацией обернулось вырождением – так, как жили раньше, жить без внешней помощи они уже не могут. Либо полное принятие урбанистических – общих для цивилизации – ценностей (и фактическое забвение традиционных, национальных), либо физическое вырождение из-за алкоголизации и социального паразитирования (зависимости от дотаций, гуманитарной помощи и т.п.) – третьего пути в современном мире для большинства "отсталых" народов пожалуй что нет, что бы там ни говорили сторонники разных национальных самосознаний.

Окончательный, сокрушительный удар по имиджу "традиционных" чукчей был нанесен в 1966 году: "истернов" в России так и не сняли, вместо них на экраны вышел неплохой, в общем-то, фильм "Начальник Чукотки", имевший неожиданный (вроде бы неожиданный, хотя точно не скажу) побочный эффект. Анекдоты про разного рода интеллектуальные меньшинства существовали и раньше, только героями их в России фигурировали разного рода пошехонцы (в других странах были и есть свои "мальчики для битья"). После показа "Начальника" про пошехонцев забыли, а русским национальным дураком сделался незадачливый Чукча. На фоне общей неинформированности населения (что вот вы можете рассказать, например, о нганасанах или тофаларах? Да хоть бы и о ненцах?) именно эти анекдоты и сформировали в головах обывателей образ коренного северянина вообще и чукчи в частности. Позже к нему добавились колоритные "правдивые детали" вроде словечка "однако" (из фильма "Белый шаман"), имеющие к реальным чукчам столько же отношения, сколько галустяновское "сигильмé кильмé" к таджикам.

Ну, пожалуй, и хватит о них.

Конец.
________________________________