Нет ничего более постоянного, чем непредвиденное (Поль Валери)

Зачем художники раздевали Христа

Ханс Бальдунг Грин. Святое семейство со св. Анной. 1511 год
British Museum

Младенец-мужчина

На гравюре Ханса Бальдунга Грина мы видим хорошо знакомых персо­нажей: младенца Иисуса, Деву Марию, ее мать св. Анну и св. Иосифа, мужа Марии. Но происходит что-то странное. Мария держит Иисуса на коленях, а Анна, под взглядом Иосифа, наклонившись, дотраги­вается до гениталий ребенка.

Искусствоведы объясняют происхо­дящее на гравюре как «бытовую сценку» или магический обряд. Но для чего художнику изображать подобные меди­цинские осмотры, когда речь идет не о прос­том ребенке, а о новорож­денном Спасителе? Зачем показывать Святое семейство во власти суеверий?

Средневековые люди были гораздо более откровенны в обсуждении сексуаль­ных вопросов, чем это сегодня нам представ­ляется. В частности, они прекрасно понимали, что уж если Иисус воплотился именно в мужском, а не в женском теле, то это влечет за собой определенные вопросы: был ли он в полном смысле слова мужчиной? Испытывал ли он желание? Оставался ли девствен­ником? Мог ли стать отцом?

Искусство не остается в стороне от этих сомнений. Сцена, где кто-то рассма­тривает гениталии маленького Иисуса, — это вовсе не плод извра­щенного воображения Бальдунга Грина. Его гравюра — лишь одно из многих произ­ведений, в которых создатели стремились подчеркнуть пол Божественного младенца.

Христос как человек

Дуччо ди Буонинсенья. Мадонна Креволе. 1283–1284 годы
На Младенце прозрачный хитон.
Но пока Он целомудренно прикрыт более темным плащом.
Museo dell’Opera del Duomo

Мастер Тржебоньского алтаря. Дева Мария из Рудницe. Около 1400 года
Дева Мария с любовью глядит на полностью обнаженного Младенца, который тянет к ней руки. Сцена построена так, чтобы усилить контраст между ее богатой, подчеркивающей статус одеждой (корона на голове, золотое украшение на груди) и беззащитностью ребенка, на котором ничего нет.
Národní galerie
В 1983 году американский профессор Лео Стейнберг опубликовал книгу с интри­гующим названием «Сексуаль­ность Христа в искусстве Возрожде­ния и в современном забвении». В ней он обратил внимание читателей на то, что было всем давно известно, но так привычно, что никто уже и не заме­чал: после 1260 года в Италии худож­ники начинают раздевать младенца Иисуса. Одни поднимают полы его одеяния, чтобы показать ножки, другие облачают маль­чика в прозрач­ный хитон или пол­ностью открывают его торс. К началу XV века голый младенец, как в сцене Рождества, так и на изображениях, где мать дер­жит его на руках, становится самым обычным делом. Но это еще не все — со вто­рой половины того же столетия в европейском искусстве появляется масса приемов, которые были призва­ны направить внимание зрителя на поло­вые органы маленького Иисуса. В византийском искусстве из всего этого можно увидеть лишь обнаженные руки и ноги младенца, да и то крайне редко.

Мастер Тржебоньского алтаря. Дева Мария из Рудницe. Около 1400 года
Дева Мария с любовью глядит на полностью обнаженного Младенца, который тянет к ней руки. Сцена построена так, чтобы усилить контраст между ее богатой, подчеркивающей статус одеждой (корона на голове, золотое украшение на груди) и беззащитностью ребенка, на котором ничего нет.
Národní galerie

Амброджо Бергоньоне. Мадонна с Младенцем. Деталь. Около 1488–1490 годов
Золотисто-желтый хитон Христа ничем не отличается от своих византийских и более ранних западноевропейских аналогов. Однако тут он слишком короткий и заканчивается чуть пониже пупка, не оставляя у зрителя сомнений относительно половой принадлежности ребенка.
National Gallery, London

Джентиле да Фабриано.
Дева Мария на троне с Младенцем, святыми и донатором.
 Фрагмент. Начало XV века
Дева Мария торжественно демонстрирует святым, донатору и нам пол своего ребенка, поставив его к себе на колени и раскрыв меховую накидку.

Мартин Шонгауэр. Младенец Христос с державой. 1469–1482 годы
Младенец Иисус, одетый в развевающуюся мантию, не прикрывающую его половые органы, изображен с державой в руке как Спаситель мира. Хотя в истории искусства известны образы Спасителя мира в облике маленького ребенка, все они были созданы намного позже (особенно популярны они стали в XVII веке). Так что, возможно, Шонгауэр прибег к столь необычной для его времени иконографии, чтобы подчеркнуть связь между искуплением грехов человечества и воплощением Бога в мужском теле.
The Metropolitan Museum of Art
Художники были изобретательны: то вдруг, по неясной причине, припод­ни­­мается туника младенца, то внезапно заканчивается его хитон. Иисус может сам приоткрывать покрывало или свою одежду, чтобы показать нам, что он именно мальчик, а не бесполое существо. Порой в этом ему помогает мать, Дева Мария. Иногда же, наоборот, она прикрывает гениталии сына, но этот жест все равно привлекает взгляд зрителя к определенным частям тела.

Хотя маленьких детей в Средне­ве­ковье, так же, как и сегодня, часто (особенно летом) оставляли голыми, количество обнаженных младенцев Иисусов в евро­пейском искусстве XIV–XVI веков слишком велико, чтобы подобный мотив можно было объяснить простым наблюдением за реальностью. Художники изобра­жают далеко не все, что наблю­да­ют, — они могут выбирать. Так, ни на одном средневековом образе мы не увидим, как младенец Иисус ползает, хотя младенцы обычно передвигаются именно так, и никто никогда не видел в этом ничего дурного.

Потому истоки изображений нагого младенца Христа, вероятно, следует искать не в быте, а в богословии. Возможно, популярности таких образов способство­вала проповедь францис­канцев — ордена, который был невероятно влиятелен в XIV–XV веках. Они непрестанно подчеркивали, что Христос был не только Богом, но и человеком, а их лозунгом были слова nudus sequi nudum Christum — «нагим следуй за нагим Христом».

В религиозной жизни позднего Средневе­ковья на первый план выходит фигура страдающего Спасителя — человека, а уж только затем Бога. О человеческом во Христе постоянно говорили и богослов­ские трактаты, предназначенные для ученых клириков, и тексты проповедей, обращенных к мирянам. Они напо­ми­нали о том, что путь к спасению каждого верующего был открыт крестной смертью Иисуса. Однако, чтобы умереть, Бог должен был полностью стать человеком. Потому художники стремились показать не только божественную, но и зем­ную природу Христа, демонстри­ровали, что он, как и прочие люди, был наделен полом и способностью размножаться.

Связь смертности человека и его способности продолжать свой род неодно­кратно отмечалась христиан­скими богословами. Вечный Бог не подвержен смерти и не занимается размножением. Однако, вочеловечив­шись, он должен быть способен умереть и оставить потомство.
«Ведь когда праотцы наши согрешили в раю, они лишились бессмертия, дарованного им Богом, но Господь не пожелал за этот грех истребить все племя людское. Лишив мужчину бессмертия за его проступок, Он оставил ему мужскую силу для продолжения рода». Беда Достопочтен­ный. «Церковная история народа англов». Около 731 года
Мастер круга Йоса ван Клеве. Святое семейство.
Фрагмент. Около 1525 года
Член младенца Иисуса обрамлен розарием и находится в непосредственной близости к кресту. Так орган размножения и мужской силы получает христианское освящение.
National Gallery, London

Якоб Йорданс. Святое семейство с Иоанном Крестителем.
 Деталь. Около 1620–1625 годов
Тот же мотив с пенисом, обрамленным розарием, повторяется у фламандского художника Якоба Йорданса. Если присмотреться, то можно увидеть совсем уже скандальную для современного взгляда деталь: у младенца явная, хоть и небольшая, эрекция. Это редкое решение встречается и у других мастеров. Возможно, что изначально подобных изображений было гораздо больше, но в XVII–XVIII веках многие из них были переписаны из соображений благопристойности.
National Gallery, London
Конечно, до грехопадения Адам тоже мог иметь детей. Но эта способность приобрела решающее значение для сохранения и последующего спасения человечества лишь после того, как он был изгнан из рая. Иисус принимает именно падшую челове­ческую природу со всеми ее возмож­ностями и огра­ничениями, и этим, вероятно, объясняются некоторые необычные детали в его изображе­ниях. Конечно, он, в отличие от всех остальных людей, не запятнан первородным грехом. Но последствия его — плотское желание, боль и смерть — он добро­вольно принял.

Джованни Беллини. Мадонна с младенцем. Конец 1480-х годов
Характерный жест Мадонны, которая кладет руку между ног сына, многократно повторяется на полотнах XV–XVI веков. Это бережное, целомудренное движение, несомненно, имело не бытовое, а богословское значение.
The Metropolitan Museum of Art

Денис Кальверт. Мистический брак св. Екатерины Александрийской. 1590 год
У Кальверта младенец Иисус касается рукой своих гениталий. Как было сказано в Библии, цель брака состоит в том, чтобы люди «плодились и размножались». Мистический брак, который происходит между Христом и Екатериной, может принести только плоды духа. Но это все равно брак между мужчиной и женщиной. Поэтому, пусть даже этот мужчина предстает в обличье ребенка, художник стремится подчеркнуть его мужское начало.
Musei Capitolini
Адам и Ева до грехопадения, до того как они стали смертны, были наги и не стеснялись своей наготы. Так же и Христос, свободный от перво­род­ного греха, может своей наготы не стыдиться. Если так, то часто встречаю­щийся жест Мадонны, которая прикрывает рукой половые органы Иисуса, вероятно, был не уступкой благопри­стой­ности, а скорее попыткой матери защитить своего сына-человека от грядущих и неми­нуемых страданий и смерти. На некоторых изображениях сам младенец закрывает свои гениталии или касается их.

Сомневающиеся пастухи

Джулио Кловио. Часослов Фарнезе. Рим, 1546 год
Мадонна специально раскрывает младенца,
чтобы пастухи могли убедиться в том, что это мальчик.
The Morgan Library and Museum
Одна из самых известных женщин-мистиков позднего Средневековья — Бригитта Шведская (1303–1373). Среди ее много­численных откро­вений было и видение Рождества, в котором подчеркивалось, как важно, что Христос вочеловечился именно в мужском теле. Как рассказывала Бригитта, пастухи, пришедшие поклониться Божественному младенцу, хотели узнать, кто родился, девочка или мальчик (ведь ангелы сказали им, что на свет появился спаситель мира, а не спасительница). Выяснив это, они удалились, славя Господа.

По свидетельству Евангелия от Луки (2:21), на восьмой день после Рождества Божественный младенец был обрезан, и «дали ему имя Иисус, нареченное ангелом прежде зачатия его во чреве». Уже в VI веке Церковь установила в честь этого события праздник Обрезания Господня (1 января), а богословы стали учить, что отсечение крайней плоти Иисуса было его первым «взносом» во искуп­­ление всех христиан от власти греха и смерти. Отцы Церкви утверж­дали, что, в отли­чие от других несмыш­леных младенцев, которые проходят обряд обрезания, Иисус в этот день впервые пролил кровь за людей добро­вольно; что он дал себя обрезать, дабы подать пример послушания Закону и — по словам Бернарда Клервоского (1090–1153) — чтобы получить на своем теле «доказательство истинного человечества». Таким образом, обрезание стано­вилось первым шагом к Страстям Господним, началом жертвы.

Миниатюра из сборника изображений из жизни Христа и святых.
Франция, вторая половина XIII века
Слева изображены двое мужчин. Один, совершающий обряд обрезания, с огромным ножом, протягивает руку к Младенцу, которого держит Мария. Другой наставительно поднимает руку, напоминая о том, что Закон требует обрезания всех мальчиков. Младенец вздымает обе руки — жест, который можно трактовать как страх или даже нежелание быть обрезанным.
Bibliothèque nationale de France

Миниатюра из бревиария Мартина Арагонского.
Испания, первая половина XV века
Огромный младенец Иисус восседает на алтаре (это отсылка к таинству причастия, в ходе которого хлеб и вино превращались в тело и кровь Христову) в позе распятого, что напоминает зрителю о Его последней жертве.
Bibliothèque nationale de France

Миниатюра из часослова. Франция, около 1485 года
Обрезание происходит над большой золотой чашей, которая заменяет алтарь. Очевидно, что этот образ устанавливает связь между первой кровью, пролитой Иисусом, и последней кровью, которую Он пролил на кресте. В средневековой иконографии чаша, куда была собрана кровь распятого Христа, напоминала об основании Церкви, в которой верные причащаются крови Христовой. Кроме того, эта чаша похожа на крещальную купель, и такое сходство совсем не случайно. C точки зрения христианского богословия, крещение отменяет необходимость в обрезании. Так что эта миниатюра соотносит ветхо- и новозаветные ритуалы, через которые ребенок входил в сообщество верующих.
Bibliothèque municipale, Angers
Сцены обрезания Христа, редкие в ранне­средневековом искусстве, в XIV–XV ве­ках становятся все более и более популярны. Во многих случаях это событие (с помощью деталей, подчеркивающих страдание Младенца: крови и огромного ножа) визуально соотносилось с Распятием. На изображениях обрезания постоянно присутствует Дева Мария. В тексте Евангелия об этом не упомина­лось. И вообще ее участие прямо противоречило средневе­ковым еврейским традициям — в соответ­ствии с ними, матерям было запрещено присутствовать при обрезании своих сыновей (христианские богословы полагали, что такие же правила действовали у евреев и в евангельские времена). Известна даже одна миниатюра, на которой Дева Мария сама совершает обрезание Иисуса.

Миниатюра из «Размышления о жизни Христа».
Сиена, около 1330–1340 годов
Дева Мария самостоятельно обрезает своего сына. Изображая эту сцену, художник следует тексту рукописи и указаниям, сохранившимся на полях: «Здесь: как наша Госпожа обрезала младенца Иисуса». Автор не поясняет, почему он отошел от биб­лей­ского описания события, и просто рассказывает о том, как Дева Мария сама совершила этот ритуал, как плакал Иисус, как мать зарыдала, видя его страдания, и как ребенок протянул руку к ее лицу, чтобы ее утешить.
Bibliothèque nationale de France
Столь активную роль Богоматери можно объяснить либо тем, что художники, представляя младенца, почти «автома­тически» включали в кадр его мать (ведь кто-то должен его держать на руках), либо тем, что они (вместе с «консуль­тантами»-богословами) ориентировались на сцену Распятия, в которой Мария всегда стояла у подножия креста. Первая жертва Христа изображалась по образцу последней.

Обручение с Богом

Микеланджело Буонарроти.
Статуя Христа Искупителя в церкви Санта-Мария-сопра-Минерва в Риме.
1519–1521 годы
Иисус был изваян полностью нагим, но затем ревнители благочестия прикрыли его бронзовой «тканью». На всех копиях и гравюрах с изображением этой скульптуры он уже представлен одетым.
Basilica di Santa Maria sopra Minerva

Микеланджело Буонарроти.
Распятие из церкви Санто-Спирито во Флоренции.
1493–1494 годы
Еще одна работа великого мастера, изображающая нагого Христа — на этот раз распятого. Этому произведению повезло больше — сегодня оно демонстрируется в оригинальном виде. Хотя возможно, что в прошлом гениталии Христа и прикрывали тканью, изначальный замысел скульптора не пострадал.
Basilica di Santa Maria del Santo Spirito

Людвиг Круг. Христос как Муж Скорбей.
Около 1510–1532 годов
С намеком на эрекцию может изображаться не только младенец, но и умерший, а потом воскресший Христос. Вероятнее всего, это было связано с идеей воскресения как жизненной силы, которую Богочеловек сохраняет и после смерти. Однако возможно и более приземленное объяснение: известно, что у казненных действительно бывает эрекция. Символизм или реализм? Решать зрителю.
British Museum
В одном из видений Екатерины Сиенской (1347–1380), итальянской религиоз­ной деятельницы, которую позднее признали учителем Церкви (всего такой чести были удостоены четыре женщины), Иисус духовно обручился с ней, надев ей на палец кольцо из обрезков своей крайней плоти.
«Невестою же разумная тварь стала, когда Господь принял человече­скую природу. О сладостная любовь Иисус! В знак того, что Ты взял ее в невесты, по прошествии восьми дней, во время святого Обрезания, Ты дал ей кольцо со сладостной и святейшей руки Твоей. Вы ведь знаете, моя досточтимая мать, что по прошествии восьми дней была взята плоть Его размером с ободок кольца; Бог начал с того, что выпла­тил нам залог, дабы мы имели твердую надежду на выплату сполна того, что получили на древе святейшего Креста, когда Супруг, непороч­ный Агнец, был принесен в жертву и обильно пролил кровь из всех членов тела Своего, коей смыл нечистоту и грехи невесты Своей, то есть рода человеческого. И заметьте: огонь божественной Любви дал нам не золотое кольцо, а кольцо Своей чистейшей плоти». Екатерина Сиенская. Письмо к Иоанне, королеве Неаполитанской, 4 августа 1375 года
Изображения, где Христу обрезают крайнюю плоть, демонстрируют связь искупления и маскулинности. Однако очень важно, что хотя Иисус был муж­чиной, он, как и его мать, остался девственен. Но это была не девствен­ность евнуха, а девственность — триумф над грехом, так же как воскре­сение — триумф над смертью. Удивляющие и даже шокирующие нас детали в иконо­графии младенца Иисуса могут иметь под собой вполне каноничное теоло­гическое обоснование.
«Этот более совершенный Адам, Христос — более совершенный, потому что более чистый, — придя во плоти, дабы подать пример твоей немо­щи, предлагает тебе Себя во плоти, если только ты примешь Его, человека полностью девственного». Тертуллиан. «О единобрачии». Около 213 года
«Что же Господь, истина и свет, сделал пришедши [в мир]? Он, приняв плоть, сохранил ее нерастленною — в девстве». Мефодий Олимпийский. «Пир десяти дев». Конец II — начало III века
«Он [Христос] девственник от Девы, от неистленной неистленный. Поскольку мы люди и не можем подражать рождению Спасителя, будем подражать по крайней мере Его жизни… Когда уничтожается различие пола и мы совлекаемся ветхого человека и облекаемся в нового, тогда возрождаемся во Христа — девственника, который и рожден девствен­ником и возрожден чрез девственницу». Иероним Стридонский. «Две книги против Иовиниана». Около 393 года
Неслучайно, что нагим Иисуса изображали не только в младенчестве, но и в смерти. Это, впрочем, требовало от художника большей смелости (ведь это уже нагота взрослого, а не младенца) и зачастую влекло за собой порицание публики.

Но вернемся к гравюре Бальдунга Грина. Перед нами воплощенный символ веры — Бог стал поистине человеком. Гарантом полного вочеловечивания становится св. Анна, бабушка Иисуса по плоти. Пока она ощупывает внука снизу, Иисус дотрагивается до подбородка матери. Этот почти незаметный жест для средневекового человека был наделен вполне конкретным значением. Но каким?


Книга историков Сергея Зотова, Михаила Майзульса
и Дильшат Харман «Страдающее Средневековье».

Отрывок из главы «Тело Христово — мужское и женское»