Январь выдался довольно прохладным. Но не настолько, чтобы лишать себя прогулки. Поэтому Его Величество король Англии Карл II, устав от царящей во дворце суеты, отправился в Сент-Джеймсский парк, где так приятно побродить по аллеям и подумать о том о сем. Стоял славный 1678 год. Поднятая революцией пыль, похоже, улеглась, и государь пребывал в прекрасном настроении. Особенно после недвусмысленного намека герцогини Н. Что ж, это будет еще один брильянт в его богатой коллекции побед на любовном фронт*. Жаль только расстраивать маркизу. Хо-хо, узнав о сопернице, она непременно закатит сцену, а потом примется плести интриги, чтобы… В этот момент перед Его Величеством возник человек. Человек возник настолько внезапно, что Его Величество даже вздрогнул от неожиданности. Но не успел Его Величество вздрогнуть, как человек размахнулся и запустил в него апельсином...
Да-да. Именно так все и было. В январе 1678 года некто Ричард Харрис запустил в короля апельсином, за что его, Ричарда Харриса, тут же определили в психиатрическую больницу Бедлам. И правильно: нечего разбрасываться экзотическими фруктами в разгар зимы. Хотя говорят, что тот действительно был помешан.
Да-да. Именно так все и было. В январе 1678 года некто Ричард Харрис запустил в короля апельсином, за что его, Ричарда Харриса, тут же определили в психиатрическую больницу Бедлам. И правильно: нечего разбрасываться экзотическими фруктами в разгар зимы. Хотя говорят, что тот действительно был помешан.
Однако вы, должно быть, спросите, как же это так: безумец, на короля, средь бела дня!? Как ему удалось пробраться за заградительный кордон? Куда смотрела охрана? Чтобы получить ответы на все эти вопросы, нам предстоит повнимательней приглядеться к социальной жизни Лондона середины XVII века.
Начнем издалека. В 300-х годах до нашей эры Аристотель утверждал, что «человек есть животное общественное». То же самое можно сказать и об англичанах. Только в этом случае потребуется использовать усиливающий языковой инструмент, потому что жители Туманного Альбиона - животные в высшей степени общественные. Возьмем хотя бы разнообразие заведений, в которых можно славно посидеть с приятелями за кружечкой эля или обсудить за чашечкой кофе новый прожект с деловым партнером: постоялые дворы (inns), где предлагаются ночлег, напитки и кушанья; трактиры (taverns), где можно вкусно поесть, разнообразно попить (вино, пиво и кое-что покрепче), а также пообщаться с глазу на глаз в отдельном кабинете; пивные (alehouses), где подается тут же сваренный эль, сбывается краденное и ведутся опасные разговоры на вредные темы; кофейни (coffeehouses, первая в Англии появилась в 1652 году), где за одним столом могут сидеть сапожник и маркиз; различные клубы, где собираются люди, объединенные общими интересами и т.д.
Начнем издалека. В 300-х годах до нашей эры Аристотель утверждал, что «человек есть животное общественное». То же самое можно сказать и об англичанах. Только в этом случае потребуется использовать усиливающий языковой инструмент, потому что жители Туманного Альбиона - животные в высшей степени общественные. Возьмем хотя бы разнообразие заведений, в которых можно славно посидеть с приятелями за кружечкой эля или обсудить за чашечкой кофе новый прожект с деловым партнером: постоялые дворы (inns), где предлагаются ночлег, напитки и кушанья; трактиры (taverns), где можно вкусно поесть, разнообразно попить (вино, пиво и кое-что покрепче), а также пообщаться с глазу на глаз в отдельном кабинете; пивные (alehouses), где подается тут же сваренный эль, сбывается краденное и ведутся опасные разговоры на вредные темы; кофейни (coffeehouses, первая в Англии появилась в 1652 году), где за одним столом могут сидеть сапожник и маркиз; различные клубы, где собираются люди, объединенные общими интересами и т.д.
Так что вряд ли чиновник морского ведомства Сэмюэл Пипс (1633-1703), автор великолепного дневника, в котором детально рассказывается о повседневной жизни лондонцев второй половины XVII столетия, преувеличил, когда назвал всякого рода питейные заведения – сердцем Англии.
Однако главным центром притяжения социальной жизни был, без всякого сомнения, королевский двор. Сюда стекалось все самое знатное, блистательное, талантливое, амбициозное и праздное: вельможи, чиновники, поэты, музыканты, художники, ученые, авантюристы и много разных проходимцев.
Бал
в королевском дворце. В центре - Карл II.
Картина
работы Иеронима Янсена, ок. 1660 г.
|
В те времена еще не было серьезного фейсконтроля, и практически любой человек, который был в состоянии позволить себе приличную одежду, имел возможность попасть в королевский парк или дворец. А там уже каждый выбирал, что ему больше по душе. Одни приходили насладиться великолепной коллекцией произведений искусства, другие - посмотреть новую пьесу, третьи - послушать музыку или стихи, четвертые – перетереть последние сплетни, пятые – поглазеть на монаршую особу и так далее.
Причем каждый имел право лично обратиться к Его Величеству с прошением, пока тот, к примеру, гулял в парке. И не нужно было опасаться, что тебя повалят на землю и заломят руки. Тем самым владыка довольно эффективно демонстрировал свою любовь к подданным.
Однако это не означает, что у охраны была легкая жизнь. Напротив, такая «прозрачность границ» предполагала, что вокруг ошиваются всякие прощелыги, прохиндеи и прочие бестии вплоть до шпионов и головорезов, что оборачивалась для службы безопасности истинным кошмаром. Особенно трудные испытания выпадали в праздники, когда все устремлялись ко двору на «гулянья»**. В таких случаях дамы и кавалеры надевали свои лучшие наряды. Караульным, конечно, наказывалось не пущать нежелательных лиц, но когда у всех такие прекрасные платья, поди разбери, кто есть кто. Заподозришь кого-нибудь в неблагонадежности (глаза хитро бегают, или губы подрагивают), а он раз - и окажется графом или, еще хуже, герцогом. И тогда прощай спокойная жизнь. Так что проще было впустить, чем нет.
Причем каждый имел право лично обратиться к Его Величеству с прошением, пока тот, к примеру, гулял в парке. И не нужно было опасаться, что тебя повалят на землю и заломят руки. Тем самым владыка довольно эффективно демонстрировал свою любовь к подданным.
Однако это не означает, что у охраны была легкая жизнь. Напротив, такая «прозрачность границ» предполагала, что вокруг ошиваются всякие прощелыги, прохиндеи и прочие бестии вплоть до шпионов и головорезов, что оборачивалась для службы безопасности истинным кошмаром. Особенно трудные испытания выпадали в праздники, когда все устремлялись ко двору на «гулянья»**. В таких случаях дамы и кавалеры надевали свои лучшие наряды. Караульным, конечно, наказывалось не пущать нежелательных лиц, но когда у всех такие прекрасные платья, поди разбери, кто есть кто. Заподозришь кого-нибудь в неблагонадежности (глаза хитро бегают, или губы подрагивают), а он раз - и окажется графом или, еще хуже, герцогом. И тогда прощай спокойная жизнь. Так что проще было впустить, чем нет.
Карл
II с королевским садовником Джоном Роузом.
Картина
работы Хендрика Данкертса, 1675 г.
|
Одним словом, случай Ричарда Харриса, бросившего в короля апельсином, не был чем-то из ряда вон выходящим или каким-то катастрофическим промахом охраны. Просто в те времена в Англии было не принято назойливо опекать первое лицо государства. Да и система списков приглашенных, позволяющая фильтровать гостей, еще не появилась. Но впоследствии многое изменится. Вот увидите.
* Король Карл II был
крайне любвеобилен. На его счету больше десятка незаконнорожденных детей.
** Пышные мероприятия,
должно быть, представляли собой весьма любопытное зрелище. Женщины, чтобы
утереть соперницам нос, обычно навешивали на себя все украшения, которые они
могли достать или одолжить. И нередко совокупный вес драгоценностей был
настолько большим, что дамы испытывали серьезные трудности с передвижением
Enjoy
England,
Denis Kokorin