 |
«Урок анатомии
доктора Тюльпа» (1632) — картина Рембрандта
|
Как часто Петр пугает нас зловещим выражением своей физиономии, даже в самых благих своих начинаниях!
В 1697 году молодой царь посетил в Амстердаме анатомический кабинет знаменитого тогда ученого, Фредерика Рёйса, достигшего удивительного совершенства в приготовлении анатомических препаратов. Вот примерный перечень того, что увидели царь и его спутники в этом музее, согласно анонимному автору «Журнала путешествия по Германии, Голландии и Италии в 1697—99 гг.»:
Обычного человека в подобного рода заведениях охватывает приступ тошноты. Есть люди настолько любопытные, что они преодолевают в себе страх и отвращение. Есть просто индивидуумы с крепкими нервами, которых ничем не проймешь. Но то, что сделал Петр, превосходит любую реакцию нормального человека. Он пришел в неописуемый восторг. При виде забальзамированной четырехлетней девочки в роброне и золоченых туфельках, сохраненной с таким поразительным искусством, что застывшая на губах улыбка делала этот препарат как бы живым, царь настолько преисполнился чувствами, что поцеловал трупик прямо в эти улыбающиеся уста.
На мой взгляд, это один из самых страшных поцелуев в истории. От него по коже невольно пробирает морозец.
Замечу в скобках, что пауки и тараканы, в отличие от человеческой мертвечины, вызывали у царя невыносимое отвращение. Одно движение тараканьих усов ввергало его в темный ужас. Бывало ночью он страшно кричал, завидя паука в спальне. В таких случаях он выбегал к денщику с трясущейся головой, в припадке...
Вернемся в Амстердам 1697 года. С тех пор Рёйс стал пользоваться особым царским благоволением. Петр часто бывал у него в доме, а также вместе с Рёйсом посещал подведомственный ему госпиталь Святого Петра, где завороженно следил за каждым движением хирургов, оттачивавших мастерство на бледном мертвеце под простыней...
Проходя однажды по базарной площади Амстердама, царь заметил странствующего фельдшера, который при помощи самых простых инструментов ловко выдергивал желающим гнилые зубы. Петр залюбовался зрелищем и, когда пациенты разошлись, увел зубодера в ближайшую таверну, угостил его и уговорил за известную плату обучить его своему мастерству. Усвоив после нескольких уроков все нехитрые приемы учителя, царь стал постоянно носить в кармане своего зеленого шкиперского кафтана небольшой футляр с хирургическими инструментами. Как только он узнавал, что у кого-нибудь болит зуб, — тотчас являлся с предложением своих услуг. Отказаться, разумеется, было невозможно. В Кунсткамере до сих пор хранится небольшой мешок с зубами, собственноручно выдернутыми им у разных лиц. Иногда, впрочем, Петр из дантиста преображался в палача и рвал зубы с целью наказать виновных и укротить строптивых. По этому поводу существует один вполне достоверный и оттого особенно жуткий анекдот.
Камердинер государя Полубояров женился на девушке, которая не питала к нему никаких теплых чувств. Но этого брака желал сам Петр, поэтому она должна была подчиниться, ибо ее родные считали такую партию очень выгодною. После свадьбы государь заметил, что Полубояров ходит постоянно пасмурный и озабоченный, и спросил его о причине. Тот признался, что жена упорно уклоняется от его ласк, отговариваясь зубною болью. «Добро, — сказал Петр, — я ее поучу». На другой день, когда Полубояров находился на службе во дворце, государь неожиданно зашел к нему в дом, позвал его жену и спросил ее:
В дневнике голштинского камер-юнкера Берхгольца, жившего в Петербурге в последние годы царствования Петра, есть указание на две трудные операции, сделанные самим государем. Так, у богатого полотняного фабриканта Тамсена, который пользовался особенным расположением Петра, появилась большая опухоль в паху, очень его мучившая. Созванные врачи находили операцию опасной, но государь, присутствовавший на консилиуме, взял нож и смелою рукою разрезал опухоль, оказавшуюся, как он верно определил, гноевидной. Тамсен, к величайшему удовольствию венценосного хирурга, очень скоро выздоровел. (Кстати, у служанки Тамсена, долговязой голландки, Петр самолично выдернул зуб.)
А вот другая операция была не такой успешной. В этот раз Петр едва ли не силой принудил жену купца Борете, страдавшую водянкой, согласиться на то, чтобы он выпустил из нее воду. Царь немало гордился тем, что благодаря его скальпелю из больной вышло более 20 фунтов воды, тогда как при попытке одного англичанина-хирурга показалась только кровь. Больная получила облегчение, но, к сожалению, слишком поздно: операция, хотя и весьма искусно сделанная, не спасла ей жизни. Она умерла через десять дней. Петр присутствовал на ее похоронах и шел за гробом до кладбища.
В 1717 году, во время второго заграничного путешествия, царь упросил в Париже известного глазного врача Воолгюйза показать ему свое искусство медика. Специально для этого был отыскан 60-летний инвалид, имевший на глазах бельма, которые Воолгюйз с успехом выдавил в присутствии русского государя, жадно следившего за всеми манипуляциями доктора.
В эту вторую заграничную поездку Петру удалось, наконец, через своего лейб-медика Арескина склонить Рёйса к открытию профессиональной тайны — каким образом он приготовляет свои превосходные анатомические препараты и бальзамирует трупы. 30 тысяч гульденов, которые царь выложил за музей Рёйса, сделали свое дело: старик открыл Петру свою тайну. Впоследствии, по смерти Рёйса, государь сообщил ее лейб-медику Блументросту.
Почти одновременно с покупкой кабинета Рёйса Петр купил в Амстердаме за 10 тысяч гульденов у аптекаря Альберта Себа не менее редкое и многочисленное собрание всех известных водяных и земных животных, птиц, змей и насекомых из Ост- и Вест-Индии. Эти два богатейшие собрания послужили основанием естественному кабинету при Академии наук. Вместе с другими экспонатами в Петербург переехала и царская любимица — четырехлетняя мумия в поблекшем роброне и золоченых туфельках, так восхитившая Петра двадцать лет назад.
Здесь мы переходим к светлой стороне страстного увлечения царя медициной. Петр много содействовал развитию врачебного искусства в России. При нем с 1706 по 1717 годы в столицах и других городах были учреждены госпитали и хирургические училища, анатомические театры и ботанические сады, заведены казенные аптеки. В 1717 году велено было озаботиться приисканием в России минеральных источников. Открытые раньше Липецкие и Олонецкие железные воды получили должное устройство.
Всем памятен расхожий образ Петра, запечатленный на многих картинах — в зеленом кафтане с развевающимися полами, в высоких ботфортах…
Но есть и другой Петр, о котором важно помнить для полноты образа царя-преобразователя. С волосами, подвязанными ремешком, в фартуке, измазанном жиром, кровью и фармацевтическими средствами, он стоит в душной горнице. Над дубовым столом оплывают сальные свечи, в окне таинственно мерцает петербургская ночь. Жесткие черные волосы царя прилипли к влажным от пота вискам. Блестят чуть выкаченные темные глаза, стриженые усы слегка подрагивают над тонкими губами. Под руками царя хрустит и хлюпает мертвая человеческая плоть…
___________________
Использованы материалы:
Шубинский С.Н. Венценосный хирург. В кн.: Исторические очерки и рассказы. — СПб., 1869.
Сергей Цветков, историк
В 1697 году молодой царь посетил в Амстердаме анатомический кабинет знаменитого тогда ученого, Фредерика Рёйса, достигшего удивительного совершенства в приготовлении анатомических препаратов. Вот примерный перечень того, что увидели царь и его спутники в этом музее, согласно анонимному автору «Журнала путешествия по Германии, Голландии и Италии в 1697—99 гг.»:
«Видел у доктора анатомии кости, жилы, мозг человеческий, тела младенческие и как зачинается во чреве и как родится; видел сердце человеческое, легкое, почки, и как в почках родится камень, и вся внутренняя разная: и жила та, на которой печень живет, горло и кишки, и жила та, на которой легкое живет, подобно, как тряпица старая; жилы те, которые в мозгу живут; видел 50 телес младенских, в спиртусах от многих лет нетленны… Видел кожу человеческую, выделана толще барабанной, которая на мозгу у человека живет, вся в жилах...»и т.д.
Обычного человека в подобного рода заведениях охватывает приступ тошноты. Есть люди настолько любопытные, что они преодолевают в себе страх и отвращение. Есть просто индивидуумы с крепкими нервами, которых ничем не проймешь. Но то, что сделал Петр, превосходит любую реакцию нормального человека. Он пришел в неописуемый восторг. При виде забальзамированной четырехлетней девочки в роброне и золоченых туфельках, сохраненной с таким поразительным искусством, что застывшая на губах улыбка делала этот препарат как бы живым, царь настолько преисполнился чувствами, что поцеловал трупик прямо в эти улыбающиеся уста.
На мой взгляд, это один из самых страшных поцелуев в истории. От него по коже невольно пробирает морозец.
Замечу в скобках, что пауки и тараканы, в отличие от человеческой мертвечины, вызывали у царя невыносимое отвращение. Одно движение тараканьих усов ввергало его в темный ужас. Бывало ночью он страшно кричал, завидя паука в спальне. В таких случаях он выбегал к денщику с трясущейся головой, в припадке...
Вернемся в Амстердам 1697 года. С тех пор Рёйс стал пользоваться особым царским благоволением. Петр часто бывал у него в доме, а также вместе с Рёйсом посещал подведомственный ему госпиталь Святого Петра, где завороженно следил за каждым движением хирургов, оттачивавших мастерство на бледном мертвеце под простыней...
Проходя однажды по базарной площади Амстердама, царь заметил странствующего фельдшера, который при помощи самых простых инструментов ловко выдергивал желающим гнилые зубы. Петр залюбовался зрелищем и, когда пациенты разошлись, увел зубодера в ближайшую таверну, угостил его и уговорил за известную плату обучить его своему мастерству. Усвоив после нескольких уроков все нехитрые приемы учителя, царь стал постоянно носить в кармане своего зеленого шкиперского кафтана небольшой футляр с хирургическими инструментами. Как только он узнавал, что у кого-нибудь болит зуб, — тотчас являлся с предложением своих услуг. Отказаться, разумеется, было невозможно. В Кунсткамере до сих пор хранится небольшой мешок с зубами, собственноручно выдернутыми им у разных лиц. Иногда, впрочем, Петр из дантиста преображался в палача и рвал зубы с целью наказать виновных и укротить строптивых. По этому поводу существует один вполне достоверный и оттого особенно жуткий анекдот.
Камердинер государя Полубояров женился на девушке, которая не питала к нему никаких теплых чувств. Но этого брака желал сам Петр, поэтому она должна была подчиниться, ибо ее родные считали такую партию очень выгодною. После свадьбы государь заметил, что Полубояров ходит постоянно пасмурный и озабоченный, и спросил его о причине. Тот признался, что жена упорно уклоняется от его ласк, отговариваясь зубною болью. «Добро, — сказал Петр, — я ее поучу». На другой день, когда Полубояров находился на службе во дворце, государь неожиданно зашел к нему в дом, позвал его жену и спросил ее:
— Я слышал, что у тебя болит зуб?Г-жа Полубоярова, опасаясь царского гнева, не посмела возражать и безмолвно повиновалась. Петр выдернул ей здоровый зуб и ласково заметил: «Повинуйся впредь мужу и помни, что жена да боится своего мужа, инако будет без зубов». Вернувшись во дворец, государь позвал Полубоярова и, усмехаясь, сказал ему:
— Нет, государь, — отвечала молодая женщина, трепетавшая от страха, — здорова.
— Я вижу, ты трусишь, — сказал Петр, — ничего, садись вот на этот стул, поближе к свету.
«Поди к жене. Я вылечил ее, теперь она ослушна тебе не будет».Любовь Петра к хирургии была так сильна, что петербургские медики были обязаны извещать государя о каждой трудной хирургической операции. Царь приезжал в госпиталь в тележке. С ним обычно был старик-медик Термонт. Под руководством этого опытного хирурга царь приобрел большой навык в препарировании трупов, пускании крови, вскрытии нарывов, изготовлении хирургических протезов и перевязывании ран.
В дневнике голштинского камер-юнкера Берхгольца, жившего в Петербурге в последние годы царствования Петра, есть указание на две трудные операции, сделанные самим государем. Так, у богатого полотняного фабриканта Тамсена, который пользовался особенным расположением Петра, появилась большая опухоль в паху, очень его мучившая. Созванные врачи находили операцию опасной, но государь, присутствовавший на консилиуме, взял нож и смелою рукою разрезал опухоль, оказавшуюся, как он верно определил, гноевидной. Тамсен, к величайшему удовольствию венценосного хирурга, очень скоро выздоровел. (Кстати, у служанки Тамсена, долговязой голландки, Петр самолично выдернул зуб.)
А вот другая операция была не такой успешной. В этот раз Петр едва ли не силой принудил жену купца Борете, страдавшую водянкой, согласиться на то, чтобы он выпустил из нее воду. Царь немало гордился тем, что благодаря его скальпелю из больной вышло более 20 фунтов воды, тогда как при попытке одного англичанина-хирурга показалась только кровь. Больная получила облегчение, но, к сожалению, слишком поздно: операция, хотя и весьма искусно сделанная, не спасла ей жизни. Она умерла через десять дней. Петр присутствовал на ее похоронах и шел за гробом до кладбища.
В 1717 году, во время второго заграничного путешествия, царь упросил в Париже известного глазного врача Воолгюйза показать ему свое искусство медика. Специально для этого был отыскан 60-летний инвалид, имевший на глазах бельма, которые Воолгюйз с успехом выдавил в присутствии русского государя, жадно следившего за всеми манипуляциями доктора.
В эту вторую заграничную поездку Петру удалось, наконец, через своего лейб-медика Арескина склонить Рёйса к открытию профессиональной тайны — каким образом он приготовляет свои превосходные анатомические препараты и бальзамирует трупы. 30 тысяч гульденов, которые царь выложил за музей Рёйса, сделали свое дело: старик открыл Петру свою тайну. Впоследствии, по смерти Рёйса, государь сообщил ее лейб-медику Блументросту.
Почти одновременно с покупкой кабинета Рёйса Петр купил в Амстердаме за 10 тысяч гульденов у аптекаря Альберта Себа не менее редкое и многочисленное собрание всех известных водяных и земных животных, птиц, змей и насекомых из Ост- и Вест-Индии. Эти два богатейшие собрания послужили основанием естественному кабинету при Академии наук. Вместе с другими экспонатами в Петербург переехала и царская любимица — четырехлетняя мумия в поблекшем роброне и золоченых туфельках, так восхитившая Петра двадцать лет назад.
Здесь мы переходим к светлой стороне страстного увлечения царя медициной. Петр много содействовал развитию врачебного искусства в России. При нем с 1706 по 1717 годы в столицах и других городах были учреждены госпитали и хирургические училища, анатомические театры и ботанические сады, заведены казенные аптеки. В 1717 году велено было озаботиться приисканием в России минеральных источников. Открытые раньше Липецкие и Олонецкие железные воды получили должное устройство.
Всем памятен расхожий образ Петра, запечатленный на многих картинах — в зеленом кафтане с развевающимися полами, в высоких ботфортах…
Но есть и другой Петр, о котором важно помнить для полноты образа царя-преобразователя. С волосами, подвязанными ремешком, в фартуке, измазанном жиром, кровью и фармацевтическими средствами, он стоит в душной горнице. Над дубовым столом оплывают сальные свечи, в окне таинственно мерцает петербургская ночь. Жесткие черные волосы царя прилипли к влажным от пота вискам. Блестят чуть выкаченные темные глаза, стриженые усы слегка подрагивают над тонкими губами. Под руками царя хрустит и хлюпает мертвая человеческая плоть…
___________________
Использованы материалы:
Шубинский С.Н. Венценосный хирург. В кн.: Исторические очерки и рассказы. — СПб., 1869.
Сергей Цветков, историк