Успенский
собор Московского Кремля (фрагмент фотографии)
©
Wikimedia Commons
|
Планы завоевания Константинополя, борьба староверов с Никоном, церковные интриги, мечты славянофилов, национальная идея и другие последствия трех слов из письма монаха XVI века в изложении американского историка.
Выражение «Москва — Третий Рим» известно всем еще из школьного курса истории: якобы под этим девизом Иван III собирал русские земли, а его преемники расширяли и укрепляли православную власть. В действительности значимость и широкую известность доктрина приобрела лишь в середине XIX века.
Американский историк Маршалл По в 2001 году написал статью «Изобретение концепции „Москва — Третий Рим“» («Moscow, the Third Rome: The Origins and Transformations of a „Pivotal Moment“»), в которой проследил развитие идеи от первого упоминания в письмах псковского монаха Филофея в XVI веке до ее сегодняшнего восприятия как поворотного момента в истории России. В данной статье изложены основные положения этого исследования, демонстрирующего, как строчка из письма псковского монаха стала национальным мифом.
Любой человек, обращающийся к истории Нового времени, неизбежно сталкивается c историографическим феноменом «осевого момента». Такой момент случается в «решительный час», «на перекрестке истории», когда «нация» или «эпоха» лицом к лицу сталкивается с каким-то набором исторических путей и выбирает лишь один. Поворотные события не просто возникают в потоке исторических материалов, они открываются учеными, которые порою слишком эмоционально изображают историческую драму.
Более того, хотя такие «поворотные моменты» и считают ключом к «корням» современного мира, они часто являются результатом слишком усердного поиска удаленных исторических истоков. Российская история дает превосходный пример того, к чему приводит неумеренное обращение к логике «осевых моментов». Несомненно, формирование доктрины «Москва — Третий Рим» — это один из самых известных и неверно истолковываемых эпизодов российской истории. Уже более столетия рождение доктрины Третьего Рима описывали и описывают в монографиях, обзорах и популярной литературе как фундаментальный перелом в исторической эволюции России.
Нет никаких свидетельств тому, что Москва или Русь именовались Третьим Римом в каком-либо славянском тексте до первой половины XVI века. Псковский монах Филофей был первым, кто обнаружил Третий Рим в Московии. В первые десятилетия XVI века он написал одно или более писем, содержащих упоминание о «третьем Риме». Филофей ввел свою идею в обращение, написав в 1523–1524 годах письмо великокняжескому дьяку. В большинстве сохранившихся копий этот ключевой фрагмент звучит так:
Слова из письма монаха часто толкуются как триумфальная ода государю новорожденной вселенской империи. Но если интерпретировать доктрину в общем контексте письма, возникает совершенно иная картина намерений Филофея. Даже поверхностное знакомство с письмом показывает, что, хотя Филофей и упоминает «третий Рим», он не предлагает расширенного толкования этой доктрины. Его послание — детальное описание зол астрологии и католицизма . Поэтому мы вправе рассматривать письмо как преимущественно увещевательное: власти, полагал Филофей, должны уничтожить ереси и защитить Церковь. Захват греческой империи мусульманами означал лишь перемещение Рима в Россию, но упадок Русской церкви должен был означать конец света, поскольку «четвертому Риму не бывать». Филофей успешно трансформировал лесть в предупреждение.
Идея Филофея приобрела заметную популярность в церковных кругах, но она определенно не стала краеугольным камнем московской идеологии. Концепция Третьего Рима проникает в московские сказания, например в «Повесть о новгородском белом клобуке» (ок. 1600) . В этих сказаниях исчезает апокалиптический контекст — нигде не встречается важная для Филофея идея, что «четвертому [Риму] не бывать». Сказания полны предчувствий яркого будущего Третьего Рима, а не ощущений надвигающейся катастрофы. Московские власти, в свою очередь, игнорировали имперские коннотации теории Третьего Рима.
Попытки отыскать корни современных событий в «осевом моменте» отдаленного прошлого опасны, неизменно ведут к «открытию» аналогий и приводят к анахронизмам и другим ошибкам.
Американский историк Маршалл По в 2001 году написал статью «Изобретение концепции „Москва — Третий Рим“» («Moscow, the Third Rome: The Origins and Transformations of a „Pivotal Moment“»), в которой проследил развитие идеи от первого упоминания в письмах псковского монаха Филофея в XVI веке до ее сегодняшнего восприятия как поворотного момента в истории России. В данной статье изложены основные положения этого исследования, демонстрирующего, как строчка из письма псковского монаха стала национальным мифом.
«Осевой
момент» и ошибки историков
Любой человек, обращающийся к истории Нового времени, неизбежно сталкивается c историографическим феноменом «осевого момента». Такой момент случается в «решительный час», «на перекрестке истории», когда «нация» или «эпоха» лицом к лицу сталкивается с каким-то набором исторических путей и выбирает лишь один. Поворотные события не просто возникают в потоке исторических материалов, они открываются учеными, которые порою слишком эмоционально изображают историческую драму.
Более того, хотя такие «поворотные моменты» и считают ключом к «корням» современного мира, они часто являются результатом слишком усердного поиска удаленных исторических истоков. Российская история дает превосходный пример того, к чему приводит неумеренное обращение к логике «осевых моментов». Несомненно, формирование доктрины «Москва — Третий Рим» — это один из самых известных и неверно истолковываемых эпизодов российской истории. Уже более столетия рождение доктрины Третьего Рима описывали и описывают в монографиях, обзорах и популярной литературе как фундаментальный перелом в исторической эволюции России.
Монах Филофей открывает Третий Рим
Нет никаких свидетельств тому, что Москва или Русь именовались Третьим Римом в каком-либо славянском тексте до первой половины XVI века. Псковский монах Филофей был первым, кто обнаружил Третий Рим в Московии. В первые десятилетия XVI века он написал одно или более писем, содержащих упоминание о «третьем Риме». Филофей ввел свою идею в обращение, написав в 1523–1524 годах письмо великокняжескому дьяку. В большинстве сохранившихся копий этот ключевой фрагмент звучит так:
«Так знай, христолюбец и боголюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».
Об истинном смысле послания Филофея
Слова из письма монаха часто толкуются как триумфальная ода государю новорожденной вселенской империи. Но если интерпретировать доктрину в общем контексте письма, возникает совершенно иная картина намерений Филофея. Даже поверхностное знакомство с письмом показывает, что, хотя Филофей и упоминает «третий Рим», он не предлагает расширенного толкования этой доктрины. Его послание — детальное описание зол астрологии и католицизма . Поэтому мы вправе рассматривать письмо как преимущественно увещевательное: власти, полагал Филофей, должны уничтожить ереси и защитить Церковь. Захват греческой империи мусульманами означал лишь перемещение Рима в Россию, но упадок Русской церкви должен был означать конец света, поскольку «четвертому Риму не бывать». Филофей успешно трансформировал лесть в предупреждение.
Доктрина
Филофея в XVI веке
Идея Филофея приобрела заметную популярность в церковных кругах, но она определенно не стала краеугольным камнем московской идеологии. Концепция Третьего Рима проникает в московские сказания, например в «Повесть о новгородском белом клобуке» (ок. 1600) . В этих сказаниях исчезает апокалиптический контекст — нигде не встречается важная для Филофея идея, что «четвертому [Риму] не бывать». Сказания полны предчувствий яркого будущего Третьего Рима, а не ощущений надвигающейся катастрофы. Московские власти, в свою очередь, игнорировали имперские коннотации теории Третьего Рима.
Третий
Рим на службе староверов
Титульный лист «Повести
о новгородском белом клобуке». 1861 год
© Wikimedia Commons
|
Если в XVI веке Русская церковь и считала идею Третьего Рима полезной, то она переменила свою точку зрения к 1667 году, когда Церковный совет запретил «Белый клобук». Причиной запрета стало то, что секты схизматиков использовали идеи из «Белого клобука» для сопротивления реформам Никона, приведшим к церковному расколу. Эти группы (впоследствии эволюционировавшие в староверов) рассуждали следующим образом: письма Филофея и «Белый клобук» называли Россию Третьим Римом, поскольку ее церковь была чище греческой, которая «предалась агарянам» . Принятие идеи Третьего Рима староверами — это важный момент в ее истории. Они были первыми, кто уже в XVII веке расценил идею Третьего Рима как «осевой момент» в русской истории. Староверы ясно продемонстрировали свою веру в идею Филофея: когда у власти в православной церкви стал «антихрист» Никон, они ушли сами и унесли идею Третьего Рима в удаленные и дикие места; эту идею они продолжали исповедовать еще в XVIII — начале XIX века.
В отличие от староверов, для политической элиты конец междоусобицы, присоединение Новгорода или коронование Ивана IV на царство были гораздо более важными событиями, чем формирование идеи Третьего Рима. Хотя в экспансионистской политике Петра и Екатерины многие историки были склонны видеть влияние доктрины Филофея, представляется, что она была совершенно забыта имперской элитой. Сравнение Российской империи с Римской не редкость в ту эпоху, но ссылок на доктрину Третьего Рима мы не встретим. Так, в 1697 году греки братья Лихуди поднесли Петру Великому оду, в которой описывали царя как наследника трона в Константинополе, но ни в этой оде, ни в других подобных произведениях формула «Третий Рим» не появляется.
Эта формула остается малоизвестной за пределами староверских обществ и в 1‑й половине XIX века. Даже в текстах славянофилов, ряд которых верили, что Москва превзошла и Рим, и Константинополь, нет указания на идею Филофея. В 1819 году в популярной серии исторических документов была опубликована «Грамота об учреждении в России патриаршеского престола» , сделавшая доктрину доступной читающей публике. Например, Николай Карамзин отмечал, что упоминание Третьего Рима имело целью поддержать создание патриархата, и далее в своих толкованиях не шел: в этом контексте доктрина не выглядела чем-то существенным.
Без всякого сомнения, многие священнослужители были осведомлены о существе идеи Третьего Рима. Но церковные исторические работы и миссионерские пособия, которые содержали указания на эту идею, не раскрывали ее подробно: упоминание Третьего Рима обнаружило бы связь между взглядами раскольников и доминирующим во многих православных церковных текстах XVI века антигреческим настроением и тем самым легитимизировало бы раскольническую теологию. Характерно, что в историческом словаре церковных писателей, составленном в 1827 году, о Филофее говорится как об авторе «Послания на звездочетцев» и отмечаются прежде всего его заслуги в деле развенчания «предрассудка» гадания по звездам. Критика Филофеем греческой церкви, равно как и его теория о трех Римах, не упоминаются вовсе.
Интерес к Третьему Риму стал заметным фактом интеллектуальной жизни после восхождения на престол в 1855 году Александра II. В этот период было опубликовано несколько источников, содержащих упоминание об идее Третьего Рима. В 1861 году вышло новое издание «Послания на звездочетцев», в комментарии утверждалось: Филофей выступал со своей идеей против «бытовавшей тогда веры об осквернении христианской церкви в странах, захваченных неверными», но никак не против греческой церкви. Тем самым смягчалось еретическое звучание доктрины.
Несколько лет спустя после публикации работ Филофея историк Владимир Иконников предложил радикально новую интерпретацию доктрины. Его толкование в дальнейшем окажет определяющее влияние на восприятие истории Московского княжества. Иконников предложил рассмотреть концепцию Третьего Рима в контексте развития имперской идеологии России, а не в рамках церковной дискуссии о проблемах греческой православной церкви под иноверным контролем. Появление доктрины Филофея в начале XVI века было истолковано Иконниковым как свидетельство рождения новой московской идеологии: Византия пала, Москва заняла ее место, а Филофей выразил новое понимание русским двором места Московии в системе мировых отношений в качестве третьей исторической империи. По его мнению, отрицание возможности существования четвертой исторической империи было знаком нарождающегося московского мессианства, а не просто пророчеством. Прочтение Иконниковым идеи Третьего Рима как идеи мировой империи — спасительницы человечества получит вскоре широкое распространение.
Наилучшим индикатором популярности концепции в последней четверти XIX века может служить появление упоминаний о ней в многотиражных исторических обзорах и энциклопедиях. Читатели могли узнать из научно-популярных работ, что построение огромного Российского государства было вдохновлено верой московитов в наследование римской имперской и эсхатологической миссии. К 1900 году концепция Третьего Рима была неразрывно связана в умах образованной русской публики с Московским периодом русской истории. Тем не менее немногие усматривали возможность влияния этого исторического наследия на современные судьбы России. Исключением из правила были сторонники панславизма в 1870–1880-е годы. Для обоснования своих призывов к защите «славянских братьев» и даже к завоеванию Константинополя панслависты использовали идею Третьего Рима.
Доктрина Филофея становится все более влиятельной в царствование Александра III. Во время коронационного банкета новый император восхвалялся как защитник славян, продолжатель дел Константина и правитель Третьего Рима. Идея оказала определяющее влияние на формирование взглядов наследников идей панславизма и славянофильства — идеалистических философов конца XIX — начала XX века.
Владимир Соловьев широко использовал данную доктрину в своих трудах, объясняя с ее помощью концепцию христианского универсализма. Центральным его аргументом была идея об особом предназначении России в деле сближения Востока и Запада и создания мирового органического единства. Доктрина Третьего Рима как нельзя более подходила к этой системе историко-философских взглядов: она утверждала исторические корни особой русской миссии и являлась метафорой «русской идеи».
Согласно Соловьеву, Россия была не только третьей в числе наследников античного Рима, но также олицетворяла собой «третий принцип», в силу бескорыстия которого возможно объединение Востока и Запада. В 1914 году вышла книга Ивана Кириллова, в которой впервые описывалась история развития концепции Третьего Рима. По мнению Кириллова, эта доктрина стала свидетельством пробуждения самосознания русской нации: до Филофея Россия не имела цели, он предоставил Московскому государству и русскому народу видение собственного предназначения; раскольники, представляя собой интуитивно-народное понимание «русской идеи», боролись с чужеземными искажениями доктрины; в петровское время интеллигенция была отделена от народа, и доктрина Третьего Рима была предана забвению в образованной среде до сороковых годов XIX века, а затем была возрождена славянофилами, которые были первыми представителями образованного русского общества, понявшими «русскую идею».
Кирилловская публикация завершила трансформацию доктрины Третьего Рима от смутного пророчества, высказанного псковским монахом, к «осевому моменту» в русской истории.
В фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» царь завершал свою пронзительную речь об объединении земель русских высокопарной цитатой из Филофея: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать». О значении доктрины для истории страны писал и историк Николай Чаев в статье «„Москва — Третий Рим“ в политической практике московского правительства XVI века». Однако советское научное руководство быстро постановило, что данное понимание этой доктрины было ошибочным: доказывалось, что доктрина имела хождение только в среде духовенства и не влияла на внешнюю и внутреннюю политику государства.
Хотя многие специалисты считают, что доктрина никогда не обладала существенным влиянием в древнерусский период, и сейчас все еще можно встретить утверждения о статусе доктрины Филофея как официальной идеологии Московского царства. Особенно часто подобные утверждения встречаются в учебниках истории. Многие русские ищут в идеях Филофея основание для развития постсоветской «русской идеи».
Просоветские и русские националистические группы восприняли концепцию Третьего Рима как знак русского возрождения. На Западе доктрина приводится как исторический контекст «русского мессианизма» и «экспансионизма» в газетных публикациях, книжных обзорах и передовицах. Даже западные политические лидеры находят порой корни современной российской политики в идеях Филофея.
Третий
Рим, о котором все забыли
В отличие от староверов, для политической элиты конец междоусобицы, присоединение Новгорода или коронование Ивана IV на царство были гораздо более важными событиями, чем формирование идеи Третьего Рима. Хотя в экспансионистской политике Петра и Екатерины многие историки были склонны видеть влияние доктрины Филофея, представляется, что она была совершенно забыта имперской элитой. Сравнение Российской империи с Римской не редкость в ту эпоху, но ссылок на доктрину Третьего Рима мы не встретим. Так, в 1697 году греки братья Лихуди поднесли Петру Великому оду, в которой описывали царя как наследника трона в Константинополе, но ни в этой оде, ни в других подобных произведениях формула «Третий Рим» не появляется.
Эта формула остается малоизвестной за пределами староверских обществ и в 1‑й половине XIX века. Даже в текстах славянофилов, ряд которых верили, что Москва превзошла и Рим, и Константинополь, нет указания на идею Филофея. В 1819 году в популярной серии исторических документов была опубликована «Грамота об учреждении в России патриаршеского престола» , сделавшая доктрину доступной читающей публике. Например, Николай Карамзин отмечал, что упоминание Третьего Рима имело целью поддержать создание патриархата, и далее в своих толкованиях не шел: в этом контексте доктрина не выглядела чем-то существенным.
Интерпретация
доктрины в церковных кругах
Без всякого сомнения, многие священнослужители были осведомлены о существе идеи Третьего Рима. Но церковные исторические работы и миссионерские пособия, которые содержали указания на эту идею, не раскрывали ее подробно: упоминание Третьего Рима обнаружило бы связь между взглядами раскольников и доминирующим во многих православных церковных текстах XVI века антигреческим настроением и тем самым легитимизировало бы раскольническую теологию. Характерно, что в историческом словаре церковных писателей, составленном в 1827 году, о Филофее говорится как об авторе «Послания на звездочетцев» и отмечаются прежде всего его заслуги в деле развенчания «предрассудка» гадания по звездам. Критика Филофеем греческой церкви, равно как и его теория о трех Римах, не упоминаются вовсе.
Возникновение
интереса к Третьему Риму
Интерес к Третьему Риму стал заметным фактом интеллектуальной жизни после восхождения на престол в 1855 году Александра II. В этот период было опубликовано несколько источников, содержащих упоминание об идее Третьего Рима. В 1861 году вышло новое издание «Послания на звездочетцев», в комментарии утверждалось: Филофей выступал со своей идеей против «бытовавшей тогда веры об осквернении христианской церкви в странах, захваченных неверными», но никак не против греческой церкви. Тем самым смягчалось еретическое звучание доктрины.
Первая
философская интерпретация
Несколько лет спустя после публикации работ Филофея историк Владимир Иконников предложил радикально новую интерпретацию доктрины. Его толкование в дальнейшем окажет определяющее влияние на восприятие истории Московского княжества. Иконников предложил рассмотреть концепцию Третьего Рима в контексте развития имперской идеологии России, а не в рамках церковной дискуссии о проблемах греческой православной церкви под иноверным контролем. Появление доктрины Филофея в начале XVI века было истолковано Иконниковым как свидетельство рождения новой московской идеологии: Византия пала, Москва заняла ее место, а Филофей выразил новое понимание русским двором места Московии в системе мировых отношений в качестве третьей исторической империи. По его мнению, отрицание возможности существования четвертой исторической империи было знаком нарождающегося московского мессианства, а не просто пророчеством. Прочтение Иконниковым идеи Третьего Рима как идеи мировой империи — спасительницы человечества получит вскоре широкое распространение.
Растущая
популярность Третьего Рима
Наилучшим индикатором популярности концепции в последней четверти XIX века может служить появление упоминаний о ней в многотиражных исторических обзорах и энциклопедиях. Читатели могли узнать из научно-популярных работ, что построение огромного Российского государства было вдохновлено верой московитов в наследование римской имперской и эсхатологической миссии. К 1900 году концепция Третьего Рима была неразрывно связана в умах образованной русской публики с Московским периодом русской истории. Тем не менее немногие усматривали возможность влияния этого исторического наследия на современные судьбы России. Исключением из правила были сторонники панславизма в 1870–1880-е годы. Для обоснования своих призывов к защите «славянских братьев» и даже к завоеванию Константинополя панслависты использовали идею Третьего Рима.
Расцвет
Третьего Рима: третий путь, русская идея
Доктрина Филофея становится все более влиятельной в царствование Александра III. Во время коронационного банкета новый император восхвалялся как защитник славян, продолжатель дел Константина и правитель Третьего Рима. Идея оказала определяющее влияние на формирование взглядов наследников идей панславизма и славянофильства — идеалистических философов конца XIX — начала XX века.
Владимир Соловьев широко использовал данную доктрину в своих трудах, объясняя с ее помощью концепцию христианского универсализма. Центральным его аргументом была идея об особом предназначении России в деле сближения Востока и Запада и создания мирового органического единства. Доктрина Третьего Рима как нельзя более подходила к этой системе историко-философских взглядов: она утверждала исторические корни особой русской миссии и являлась метафорой «русской идеи».
Согласно Соловьеву, Россия была не только третьей в числе наследников античного Рима, но также олицетворяла собой «третий принцип», в силу бескорыстия которого возможно объединение Востока и Запада. В 1914 году вышла книга Ивана Кириллова, в которой впервые описывалась история развития концепции Третьего Рима. По мнению Кириллова, эта доктрина стала свидетельством пробуждения самосознания русской нации: до Филофея Россия не имела цели, он предоставил Московскому государству и русскому народу видение собственного предназначения; раскольники, представляя собой интуитивно-народное понимание «русской идеи», боролись с чужеземными искажениями доктрины; в петровское время интеллигенция была отделена от народа, и доктрина Третьего Рима была предана забвению в образованной среде до сороковых годов XIX века, а затем была возрождена славянофилами, которые были первыми представителями образованного русского общества, понявшими «русскую идею».
Кирилловская публикация завершила трансформацию доктрины Третьего Рима от смутного пророчества, высказанного псковским монахом, к «осевому моменту» в русской истории.
Третий
Рим в Советском Союзе
Кремль.
Фотография Михаила Прехнера. 1930-е годы
©
Мультимедиа-арт-музей
|
Возрождение русского национализма в сталинские годы оказало известное влияние на понимание доктрины Третьего Рима в Советском Союзе. В серии документов 1930-х годов партийное руководство осудило Михаила Покровского за чрезмерное пренебрежение имперским прошлым. Советские историки были вынуждены признать прогрессивной роль Московского царства в собирании русских земель и инородцев под эгидой того, чему суждено будет стать первым в мире социалистическим государством.
В фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» царь завершал свою пронзительную речь об объединении земель русских высокопарной цитатой из Филофея: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать». О значении доктрины для истории страны писал и историк Николай Чаев в статье «„Москва — Третий Рим“ в политической практике московского правительства XVI века». Однако советское научное руководство быстро постановило, что данное понимание этой доктрины было ошибочным: доказывалось, что доктрина имела хождение только в среде духовенства и не влияла на внешнюю и внутреннюю политику государства.
Современность
Хотя многие специалисты считают, что доктрина никогда не обладала существенным влиянием в древнерусский период, и сейчас все еще можно встретить утверждения о статусе доктрины Филофея как официальной идеологии Московского царства. Особенно часто подобные утверждения встречаются в учебниках истории. Многие русские ищут в идеях Филофея основание для развития постсоветской «русской идеи».
Просоветские и русские националистические группы восприняли концепцию Третьего Рима как знак русского возрождения. На Западе доктрина приводится как исторический контекст «русского мессианизма» и «экспансионизма» в газетных публикациях, книжных обзорах и передовицах. Даже западные политические лидеры находят порой корни современной российской политики в идеях Филофея.
Маршалл
По
©
Wikimedia Commons
|
Попытки отыскать корни современных событий в «осевом моменте» отдаленного прошлого опасны, неизменно ведут к «открытию» аналогий и приводят к анахронизмам и другим ошибкам.
Со второй половины XIX века многие ученые, философы и публицисты открывали для себя в письменном наследии Филофея «корни» того, что они считали основными характеристиками «русской идеи». Владимир Ламанский обнаружил там истоки панславизма, Владимир Соловьев нашел корни христианского универсализма, Николай Бердяев открыл происхождение большевизма, а идеологи холодной войны — основания советского «экспансионизма». Но анализ ранней истории доктрины позволяет заключить, что Филофей не мог помыслить ни одной из этих поздних инкарнаций созданного им образа «третьего Рима»: «третьероманизм» — это результат проецирования современной идеи, а именно идеи «русской миссии», на внешне схожую концепцию раннего Нового времени.
Источник:
Poe M. Moscow, the Third Rome: The Origins and Transformations of a «Pivotal Moment».