Страницы

▼

История чукчей. Часть - 2

Азат Миннекаев "Хозяин солнца"
Про юкагиров и коряков

Речь у нас идет в основном о чукчах, и некоторые из тех, кто немного в курсе былого чукотского величия, друг за другом представляют себе древних чукчей этакими непобедимыми супервоинами, сильнейшими на северо-востоке, покорившими до прихода русских всё и вся. Однако ж, воспевая чукотские ратные подвиги прошлых дней, следует воздать должное и юкагирам, которые на протяжении почти всего XVII века, имея численность в 4-5 тысяч человек, то есть впятеро меньше людей, чем один лишь чукото-корякский ареал, и имея три фронтира – чукотский, корякский и тунгусский, испытывали поражения лишь от тунгусов, а на востоке удерживали доминирующие позиции (притом, что сами чукчи и коряки были разъединены этими же самыми юкагирами, так что потенциал экспансии могли тратить лишь на них, а не друг на друга).


 Сами себя юкагиры называли "одул" или "вадул", что означает "сильный" или "могучий". Как писал Владимир Ильич (Иохельсон, этнограф был такой), "вообще известно, что охотничьи племена воинственны и храбры, но юкагирские "сильные люди" ["тэнбэйэ шоромох" – богатыри", "военные предводители"] славились на всем северо-востоке силой и ловкостью" – а Иохельсон превосходно знал и юкагиров, и тунгусов, и чукчей, и коряков, так что имел возможность сравнивать. Воины же из охотников и оленеводов действительно получались отменные, одна из причин этого кроется в самом их образе жизни – если детям земледельцев приходится тренироваться кулачному бою в ущерб полевым работам, то разные чукчи с юкагирами тренировались – бегали, крались, метали копья и арканы, стреляли из лука – в процессе обычной повседневной деятельности.

Географическое распространение юкагиров в 17 веке (штриховка)
и в конце 20 века  (красная заливка).
Розовая заливка – ареал чуванцев.
 Что же касается конкретно юкагиров, то они еще в первом тысячелетии нашей эры освоили железную металлургию, до перехода на кириллицу имели свою письменность шонгар-шорилэ и, подобно многим другим народам Сибири, оказывали вооруженное сопротивление русским колонизаторам

В середине XVII в. часть юкагиров, как и тунгусов, подчинилась русской власти, одним из результатов чего стало прекращение юкагирско-тунгусского противостояния и возникновение внутренних конфликтов – роды, не принявшие русское подданство, начали враждовать с родами, покорившимися пришельцам. Другим результатом приобщения к цивилизации было знакомство этих народов с эпидемиями оспы; в итоге к концу XVII века численность юкагиров уменьшилась до 2,5 тысяч человек, и они стали катастрофически проигрывать своим восточным соседям – чукчам (8-9 тыс.) и корякам (11-13 тыс.), атаки которых, начавшиеся еще в 1660-х – 1670-х гг., привели к середине XVIII в. к истреблению и вытеснению юкагиров на территории значительной части бассейна Анадыря и сопредельных районов Чукотки. Часть юкагиров перешла на чукотский язык (чуванцы), сохраняя при это не самостоятельную этническую идентификацию.


Расселение народов северо-востока Сибири
в конце 18 века (по архивным данным)
В результате юкагирский "клин" между коряками и чукчами исчез, их ареалы соприкоснулись друг с другом, и между ними разгорелась такая вражда, что одно и то же чукотско-корякское слово "таннит" (дословно "истинный враг"), стало для чукчей обозначением коряков, а для коряков – обозначением чукчей.

Эти чукотско-корякские конфликты часто называют войнами, а в некоторых популярных статьях даже приписывают чукчам экспансионистскую политику. В действительности, конечно, чукчи, самой крупной административной единицей у которых была семейно-родственная община из десятка стойбищ (не существовало, судя по всему, даже племенных объединений), никакой определенной политики, тем более экспансионистской, не проводили. Во всем виноваты олени.

У чукчей еще в конце XIX века существовал своеобразный экстремальный вид спорта – кража оленей, при том, что в прочих отношениях они были вполне честными людьми. Богораз в начале ХХ века писал: "среди оленных чукоч воровство между стойбищами и стадами, можно ска-зать, вошло в обычай".

Соприкоснувшись с коряками и обнаружив, что оленеводство у тех развито гораздо лучше, чукчи, не имевшие в начале XVIII века больших стад, приложили максимум усилий, чтобы стать хозяевами главного богатства тундры. За полвека, с 1725 по 1773 г., они отбили у коряков около 240 000 голов – после этого-то они и стали "чаучу". Многим корякам же, обнищавшим и лишившимся стад по вине чукчей, напротив, пришлось перебиваться охотой и рыбной ловлей – особенно число таких обездоленных возросло после исчезновения Анадырского острога, но про это потом. С оседлыми же коряками, не имевшими оленей, чукчи предпочитали торговать.

Коряки, конечно, в долгу не оставались, но в этом противостоянии чукчи определенно были сильнее и агрессивнее, хотя в чукотских преданиях коряки часто изображаются стороной нападающей. Участник сибирской экспедиции И. Георги в XVIII веке утверждал, что чукчи "жесточае всех сибирских народов... Двадцать чукчей прогонят верно пятьдесят человек коряков", а собираясь на крупные военные операции, чукчи могли выставлять в десять раз больше.

Физическими данными чукчи выделялись по сравнению с окружающими народами – среди отловленных и измеренных Богоразом попадались экземпляры в 189 см ростом; телосложение их он же описывает как статное и отмечает, что купленные чукчами у эвенов верховые олени часто оказываются слабоваты для своих новых всадников.

У них был свой стиль борьбы, включающий высокие удары ногами в прыжках, своеобразная техника боя ладонями, фехтование на копьях и илюльэтык (буквально «тренировка") – искусство бега по тундре, включавшее искусство запутывания следов. Помимо этого, чукчи регулярно устраивали спортивные состязания на праздниках – в беге, борьбе, стрельбе, а также играли в мяч и подпрыгивали на растянутой моржовой шкуре. Целью последнего вида соревнований было удержаться на ногах после приземления (а подлетали на 5м и выше) – вначале производился отбор тех, кто мог это сделать три раза подряд, а потом уже шло состязание между ними.

Прыгали на "батуте" не просто забавы ради – это была боевая тренировка: согласно преданиям, в бою чукотские отряды каким-то образом использовали копья в качестве подкидных досок или прыжковых шестов, забрасывая нескольких воинов за спины противника, где они атаковали вражеский отряд с тыла. UPD: ricoshet пишет:
"Константин Куксин, этнограф, рассказывал, что ... для изготовления шеста молодую однолетнюю берёзку начинали специальным образом скручивать и в итоге лет через десять получали прямое деревце со спиральной древесиной. Такой шест хорошо пружинил и не ломался".
Однако такая тактика применялась в открытом столкновении. Идеальным же чукчи, как и в эскимосских кампаниях, считали нападение врасплох. Основным наземным транспортом были легкие маневренные оленьи нарты. Атака проводилась на рассвете, и если удавалось подойти незамеченными, схватка, как правило, была короткой. Часть воинов окружала ярангу и заваливала ее при помощи арканов, которыми и чукчи, и коряки мастерски владели с детства. После чего копьями протыкали покров яранги, стараясь перебить всех, кто находился в спальном пологе. Остальные на полном скаку подлетали на нартах к оленьему стаду и, поделив его на части, угоняли.


Чукчи - свирепые воины севера
Застигнутые врагом в пути чукчи и коряки использовали нарты и как оборонительное сооружение – расставляли вертикально по кругу, сверху на них набрасывали моржовые кожи, закрепляя где нужно ремнями. Из-за этого укрепления вели обстрел. Лучниками чукчи становились с детства, а критерием мастерства была способность расщепить стрелой воткнутый в землю прут. Защитой именно для лучника в перестрелке служил и знаменитый щит-"крылья", позволяющий за долю секунды заслонить лицо и грудь (если стоять боком к противнику, держа лук наизготовку) и не мешающий стрелять. Стрелы могли смазывать ядом – в тундре растет неказистый лютик, корень которого вполне годится для изготовления смертоносного зелья.



Насколько серьезно подходили к подготовке воина, говорит метод, который практиковали для вырабатывания у детей реакции на внезапную опасность. К ребенку неожиданно подкрадывались и обжигали его раскаленным предметом. В результате добивались того, что ребенок от малейшего шороха или прикосновения отскакивал в сторону. Заканчивалось обучение тем, что отец отправлял сына с каким-нибудь заданием, а сам крался следом. Выждав удобный момент, он спускал с лука стрелу, целясь в сына. Выдержавший экзамен оставался в живых, вовремя отпрыгнув в сторону или отбив стрелу. Проваливший же... о нем и не вспоминали.

Чукчи - свирепые воины севера
Чукчей вообще отличало наплевательское отношение к смерти – и чужой, и своей. Чукча мог покончить с собой, оставшись без семьи, не в силах вынести обиду или бесчестье, или просто чтобы оборвать мучения из-за болезни – сам или, чаще, попросив об этом родных и близких. Иногда такого просителя пытались отговаривать, но только для вида – если просьба о смерти была высказана, значит, духам была обещана жертва, отказ от обещания мог навлечь беду на окружающих. Считалось, что coup de grace, нанесенный отцу сыном, безболезнен, в отличие от удара чужого человека. При самоубийстве через удушение жена держала голову решившего покончить с собой на коленях, в то время, как два родственника-мужчины тянули ремень на его шее в разные стороны. Корякские и чукотские женщины носили нож, которым в случае победы врага убивали своих детей, а потом и себя. Побежденный в поединке просил не пощады, а смерти. Выработалась формула – равнодушное обращение к противнику с просьбой о смерти: "Что ж, если я стал для тебя диким оленем, торопись!"

В тех случаях, когда человек все же попадал в плен, он становился рабом, исключение делалось только для вражеских командиров – тех ждала мучительная, но от этого почетная смерть. Душу побежденного в поединке чукча мог сделать своим духом-защитником, вытатуировав ее изображение у себя на плече.


В случае гибели кормильца заботы о содержании семьи брали на себя женщины. Девочки наравне с мальчиками пасли стада, и в процессе учились охотиться, стрелять, бегать, бросать аркан. Такие "амазонки" иногда участвовали и в боях. Женщины также часто использовались как гребцы на байдарах. Существовали у чукчей и мужчины-"транссексуалы", ставшие таковыми "по велению духов". Они считались женщинами, говорили "женским" языком, избегали боевых действий, занимались домашним хозяйством, и даже выходили замуж. Причем далеко не всегда это было следствием гомосексуальных наклонностей – просто с кэле не поспоришь. Многие не могли смириться с навязываемой им духами участью и убивали себя.

И снова легенда, к сожалению, в неуклюжей литературной обработке, убившей весь колорит. Оседлые коряки в ней вполне дружелюбны, в то время как корякские кочевники-оленеводы, словно современный международный терроризм, не имеют национальности – таниты да и всё. Вражины. Главный герой, возможно, историческое лицо – некоторые чукчи до сих пор считают себя его потомками.

Жило когда-то по реке Кональчик племя танитов. Жили они набегами. Понравилось танитам стадо Арепу, который жил с большой семьей неподалеку от реки Кональчик. Стали воины готовиться в набег.— У нас с Арепу мир, нельзя воевать! — сказал вождь.— Мы в мире с его братом Кунлелю, а не с Арепу! — говорят таниты.— Нет, мы договорились с тельхапскими чукчами не воевать! — сказал вождь. Долго спорили воины и не послушались своего вождя — напали на Арепу, убили его жену и детей, угнали стадо. Заткнув в боку рану, едва переводя дух, Арепу бежал с дочерью в Майно-Пыльгино предупредить чукчей о нападении танитов. Когда он добрался до последних сопок и увидел море, силы его покинули. Он велел дочери оставить его здесь, а самой бежать в Майно-Пыльгино, к корякам, просить защиты и сказать чукчам, что таниты начали войну. Но дочь не хотела покинуть отца и не отходила от него. Тогда он сказал дочери:  — Я хочу пить!  Дочь набрала снегу, но Арепу просил хоть один глоток воды. Дочь стала спускаться с сопки к воде, и не успела она дойти до ручья, как отец крикнул: — Беги скорее, скажи брату своему Кунлелю о танитах! — и бросился со скалы. Дочь со слезами побежала, куда велел отец. Майно-пыльгинские коряки хотя и дрожали от страха, но все же помогли девушке. Под пологом выкопали яму, спрятали туда девушку, закрыли яму ветками и сверху шкурами.В это время к стойбищу подъехал Кунлелю, брат Арепу. Не успели коряки рассказать ему о случившемся, как увидели оленьи упряжки танитов. Кунлелю сел на свои нарты. — Девушка ваша, берегите ее! — сказал он и погнал оленей. Таниты узнали Кунлелю и пустили в него тучи стрел. Кунлелю скакал в горы, где можно было спутать свой след, обмануть танитов. Олени быстро устали, и таниты стали догонять брата Арепу. Стрела попала в одного оленя, Кунлелю отрезал постромки, бросил раненого оленя и поскакал дальше.Таниты обрадовались, они знали, что Кунлелю не уйдет далеко на одном олене. Он уже видел глаза танитов, слышал их смех и выкрики. Кунлелю гнал оленя изо всех сил и не давал взять себя в кольцо.Тут налетела пурга, завыла, взметнула снег так, что в двух шагах не стало ничего видно. Кунлелю слышал крики танитов, но вздохнул свободнее. Он не боялся пурги...Олень и Кунлелю уже выбивались из сил и едва брели по глубокому снегу. Вдруг до них донесся запах дыма. Олень пошел веселее, и скоро они достигли подножия большой горы, у кото¬рой стояло родное стойбище Кунлелю.…Кунлелю рассказывал о танитах, о смерти Арепу и о погоне за ним. Дед сказал, чтобы запрягали самых наилучших оленей. Когда Кунлелю насытился, старик спросил: — Что ты думаешь делать сейчас?— Ложиться спать! — ответил внук.— И ждать, когда придут таниты и заколют тебя, как оленя? — подсказал дед. — Я знаю танитов, это беспечные люди. Они сейчас наелись мяса, напились чаю и повалились все спать, а часовые, как только услышали храп товарищей, тоже уснули, надеясь, что в такую пургу никто носа не высунет из яранги. Ведь их сейчас приколоть можно всех, как стадо оленей! Найдется ли в тундре богатырь, который уничтожит танитов?..Чтобы сохранить силу оленей, Кунлелю поехал через горы. Перевалив хребты, он выпряг оленей, подвязал их сзади к нарте, а сам сел на нарту и погнал ее вниз. Нарта неслась, олени прыгали и все летели вниз. Когда горы остались позади, Кунлелю опять впряг оленей в нарту и помчался вперед. Переехав реку Майно-Пыльгино и увидев стойбище, Кунлелю остановил оленей под пригорком, а сам, крадучись, проскользнул в ярангу, у входа в которую спали часовые, обняв свои копья.«Дед прав!» — подумал Кунлелю и, затаив дыхание, как тень, бесшумно скользя среди спящих, наклонялся, нащупывая шею или сердце врага. Только глухие вздохи и стоны слышал Кунлелю, пока не настала в яранге мертвая тишина. Кунлелю гнал домой два больших стада — табун танитов и табун Арепу.
Про землепроходцев
Была девочка, имя Гынкы-нэут. Собрались в шатре совершающие служение, закрыли дымовое отверстие, поют, а между тем это собаки. Одни поют: «Кооо, кооо!», воют дружочки, другие: «Коон, коон, коон!», третьи, стоящие: «Ооо, нооо!». Наконец хозяйка говорит девушке: «Посмотри-ка, что за поющие, зачем они закрыли дверь и дымовое отверстие?» Нашла щель, заглянула. Все собаки воют. Люди прибежали и стали колотить. Убежали собаки на западную сторону, стали русским народом. Часть осталась собаками, сделалась их упряжкой. Прежние битые стали гневаться за удары, начали войну. Гук! Мы не знали! Наши били собак, а они стали народом! Стали воевать…

…Когда в первый раз сошлись на битву таньги и чукчи, стали строем друг против друга. Сильно испугались наши, ибо таньги совсем невиданные, торчат у них усища, как у моржей, копья длиною по локтю так широки, что затмевают солнце; глаза железные, круглые, вся одежда железная. Копают концом копья землю, как драчливые быки, вызывают на бой. Сидят все, опустив голову, боятся. Вышел таньгин, копьем машет: «Кто, кто выйдет со мной на борьбу?» По-прежнему сидят, потупив голову, и молчат, не решаясь. Старичок из наших, старый старичок, ходит впереди: «Ну кто, кто попробует?» Все молчат. Есть четыре сильных: Чымкыль, Айнаыргын, Эленнут и Лявтылывалын. «Ну, пусть хоть Чымкыль попробует!» Впереди Чымкыля сидит его отец. Ждет богатырь, пока заговорит старик. Однако все сидят молча, не решаются. По-прежнему ходит старичок впереди рядов: «Кто, кто попробует?» Айнаыргын крикнул: «Ну, пусть я!» Лявтылывалын закивал: «Ты, ты». «Нет, я! — крикнул Эленнут, — Я от рогов тоже острая спица. Пусть сперва обломают полные рога у Лявтылывалына». Копье к ноге приложил, выскочил по глубокому снегу. Началось. Три дня, три ночи борются, никто не может одолеть. Стал Эленнут изнемогать. Но устал и таньгин. Сдвинулась железная шапка на затылок, показались волосы: вся голова седая. Прокусил насквозь губу Эленнут: «Неужели буду побежден стариком?» Стал виться, как волос, вокруг таньгина, наконец ранил его в бедро. Упал таньгин на локоть. «Како! Силен ты! Одержал верх надо мною. Только теперь увидел себя победителем», — «Не говори, потому что между рожденными беломорской женщиной не нашлось человека померяться с тобой!» — «А-а! Кто отец-то? Покажи мне его! Хорошо тебе, взрастившему такого сына! Ну, убей меня!» — «Нет!» — «Убей, убей меня, говорю! Побежденному зачем жить на свете?» Как ни приставал, не убил. Тогда снял с себя железную одежду, отдал копье, говорит: «Этим ты владей, если ты сильнее! Вот мой обоз. Тут есть моя жена, дети и имущество!» Сам ушел пешком о посохе.

Первый документально зафиксированный контакт русских с чукчами состоялся в 1641 году, и был военным столкновением – на реке Яне чукчи напали на русских сборщиков ясака под командованием Семена Дежнёва – того самого. Чукчей было человек сорок, русских – 15, однако нападение было отбито и ясак благополучно доставлен в недавно основанный Якутский острог, куда Дежнёв за три года до того был переведен из Енисейска, где занимался преимущественно усмирением якутов.

В следующем, 1642 году, казак Дмитрий Зырян aka Ярило с товарищами к западу от Колымы, на реке Алазее, встретил группу чукчей, предложил им заплатить ясак и был мирно послан. А Дежнёв тем временем собирал ясак на Оймяконе, откуда спустился в Индигирку, по которой вышел к Северному Ледовитому океану – там отряды Дежнёва и Зыряна соединились. В следующем году в качестве базы для дальнейшего продвижения на восток ими был основан Нижнеколымский острог, но чукчи к тому времени окончательно покинули левый берег Колымы под давлением юкагиров.

В 1646 году мезенец Исай Игнатьев совершил первое плавание по Ледовитому океану на Восток от устья Колымы и привез в Нижнеколымский острог моржовую кость. В 1647 году за "рыбьим зубом" была послана новая экспедиция, в которую правительственный приказчик острога (по сути – комендант) Василий Власьев включил и Дежнёва – с дополнительными обязанностями собирать пошлины с добычи и объясачивать встречных инородцев. Эта партия вскоре вернулась, встретив на пути непроходимые льды; но на следующий год холмогорец Федот Попов собрал новую партию, к которой вновь присоединился Дежнёв. 20 июня 1648 года из устья Колымы вышли семь кочей, по тридцать человек в каждом. Большого Чукотского Носа достигли только три из них – под командованием Дежнёва, Попова и Герасима Анкудинова – остальные разбились о камни в шторм. Часть людей с погибших судов выбралась на берег, но экипажи уцелевших кочей не смогли помочь им…

Коч Дежнёва проходит Чукотский Нос - ныне мыс Дежнёва
Обогнув Чукотский Нос, казаки сошли на берег близ стойбища чукотского вождя Эрмэчьина. Контакт состоялся мирно к обоюдному удовольствию обеих сторон: казаки наменяли себе моржовой кости, познакомили главу клана с водкой и спустя пару дней отчалили. Однако через некоторое время Анкудинов со своей командой решил вернуться, разграбил и пожег стойбище Эрмэчьина, после чего потерпел крушение – начавшийся шторм разбил его коч о скалы. В результате желающий отомстить Эрмэчьин напал на сошедших на время шторма на землю казаков Дежнёва и Попова. В бою Попов был ранен, и казаки под градом костяных стрел отступили в море, после чего корабли разметала буря. Коч Попова прибило к берегам Камчатки, где весь его экипаж погиб от цинги и в боях, а Дежнёва выбросило на берег за устьем Анадыря, в районе Олюторской губы.


Потерпев крушение, Дежнёв и оставшиеся 25 человек десять недель шли к устью реки Анадырь. Припасы закончились уже на шестой неделе, половина отряда замерзла и пропала без вести в пути. Перезимовав у устья, оставшиеся тринадцать казаков летом 1649 года на вновь построенных лодках поднялись по реке до первых поселений юкагиров, которых умудрились объясачить. Тут, на среднем течении реки Анадырь, ими было оборудовано зимовье, на месте которого в 1652 г. был построен Анадырский острог.

Маршруты на Чукотку и Аляску в XVII-XIX
Меж тем с 1649 по 1650 год нижнеколымские казаки предприняли целых четыре военных похода с целью найти и объясачить чукчей, из них первые два раза вообще никаких чукчей не нашли, а два других закончились бессмысленными вооруженными столкновениями с обоюдными потерями. Это стало началом затяжной войны, в ходе которой чукчи регулярно нападали на русских торговых и промышленных людей и ясачных (а значит, находившихся под защитой русских) юкагиров. Русские в ответ предпринимали карательные рейды, обычно в союзе с юкагирами, ибо самих казаков было слишком мало – так, в 1659 году в походе на чукчей участвовало полторы сотни юкагиров и всего 19 служилых и "охочьих" русских.

Положение осложнялось тем, что у чукчей отсутствовала какая-либо централизованная власть, с которой можно было бы заключить мирное соглашение, не говоря уж о том, чтобы делегировать местной знати полномочия по сбору ясака – хотя такие попытки неоднократно предпринимались. Глав семейных общин, с которыми удавалось договориться, объявляли "тойонами" и "князцами", вручали им соответствующие документы… власть их, разумеется, не распространялась дальше пределов стойбища.

В 1653 и 1662 году армии в несколько сотен чукчей осаждали Нижнеколымский острог. Оба раза от них отбились, но гарнизон понес тяжелые потери – в 1676 году острог мог оборонять только сам себя. Чукчи нападали на оставшихся без защиты юкагиров, убивая мужчин, уводя жен и детей, угоняя стада оленей; громили амбары и лабазы русских промысловиков. К 1679 в Нижнеколымском зимовье осталось 10 служилых, которые уже не могли выйти за дровами и на рыбную ловлю вследствие постоянной угрозы нападения со стороны чукчей.

Вид Нижнеколымского острога. Рисунок Луки Воронина, XVIII век.
В Анадырском остроге дела обстояли немногим лучше. В 1688 году – Дежнёв к тому времени вернулся в Москву – чукчи внезапным ночным нападением уничтожили отряд анадырского коменданта пятидесятника В. Кузнецова, шедшего Олюторским морем на юг. В 92 был предпринят ответный поход анадырцев во главе с комендантом – "сыном боярским" С. Чернышевским к устью Анадыря, в ходе которого было "побито" 16 чукотских "юрт".

Апрель 1702 года – поход казаков во главе с А. Чудиновым из Анадырска на чукчей в защиту ясачных юкагиров-ходынцев. В нем участвовали 24 русских, 110 юкагиров и коряков. Бой состоялся на Анадырском носу с 300 оседлыми чукчами, из которых более 200 было убито, а остальные бежали. На следующий день подошло чукотское ополчение из более чем 3000 оленных и оседлых чукчей. Россияне, выдержав пятидневную осаду в полевом лагере из нарт и потеряв ранеными 70 служилых и юкагиров, отступили в Анадырск.

1708 год – поход колымского приказчика И. Енисейского за ясаком на "носовых" чукчей, которые в очередной раз отказались платить дань. Уничтожено 12 чукотских "юрт". Здесь перечислены, подчеркну, крупнейшие сражения – мелкие стычки происходили почти постоянно.

Положение становилось все тяжелее, однако особого внимания ни сибирские, ни тем паче московские власти к "чукотской проблеме" не проявляли – им хватало турок со шведами. Ситуация изменилась в 1727 году…
_______________________