The Magic cafe: Великие исторические подделки: библиотека Анны Ярославны

Украинская королева Анна Ярославна

до сих пор волнует французских исследователей

Как дочь Ярослава Мудрого превратилась в носительницу тайного знания

Каждый народ мечтает о великом прошлом, но не всегда время сохраняет подтверждающие славную историю документы. Любая находка, рассказывающая о деяниях предков, становится сенсацией, и это веский повод найти доказательства даже там, где их нет. Продолжаем историю подделок рассказом о знаменитой библиотеке Анны Ярославны.

Ярослав Мудрый.
Изображение из Царского титулярника 17 века

Подлинник «Слова о полку Игореве», наряду со многими другими бесценными древнерусскими рукописями из собрания графа Алексея Мусина-Пушкина, погиб в московском пожаре 1812 года. Для русского образованного общества, только-только почувствовавшего вкус к истории и древней словесности, это была настоящая трагедия. Но в 1815 году управляющий Московским архивом Алексей Малиновский, участник первого издания «Слова» (1800 год), объявил, что обнаружил другую рукопись памятника. А вскоре сам Мусин-Пушкин сообщил, что купил еще одну рукопись «Слова».*

Всё это выглядело подозрительно. Сличив копии «Слова», Мусин-Пушкин и Малиновский убедились, что они изготовлены одной рукой. Быстро выяснилось, что это проделка московского мещанина Антона Бардина: он просто переписал «Слово» по изданию 1800 года на искусственно состаренном пергаменте, сымитировав древний почерк.

* Старославянский язык, то есть язык, на который в IX веке была переведена Библия, как известно, никогда не был родным для восточных славян, населявших Русь, ни до принятия ими христианства, ни после. Они разговаривали (и разговаривают доныне) на восточнославянских говорах, неудачно названных в научной литературе «древнерусским языком».

Придя в Русь вместе с православием, старославянский язык получил статус книжного, или письменного языка. Кроме церкви, его использовали как «единоправильный» для составления документов, ведения летописей, написания писем, художественных произведений и т.д. Однако большинство людей его не понимали; южнославянские грамматические конструкции воспринимались плохо, потому для светских нужд потребители письменного языка (писари, переписчики, летописцы, писатели) постепенно украинизировали его, то есть делали более понятным, воспринимаемым.

Уже «Слово о полку Игоревом» (ХII век) написано, как говорят в Украине (применительно к украинско-русскому просторечию) «суржиком» – смесью старославянского с древнеукраинским. Более того, автор, видимо, не особо сведущий в правилах грамматики языка Кирилла и Мефодия, напридумывал таких конструкций, что некоторые ученые, опираясь на них, вполне серьезно пытаются «реконструировать» мифический живой древнерусский язык. К примеру, не воспринимая старославянских форм прошедшего времени (бяше, сидяху), автор слова приклеил к ним украинские окончания -ть, и получилось: бяшеть, сидяхуть, граяхуть, по типу – сидить, летить, ідуть. Или такой пример из «Слова»: «Чи ли въспъти было…» Видимо, автору было не совсем понятно значение старославянской частицы ли, потому он «усилил» ее украинским аналогом – чи.

Таким образом, с приходом христианства в Руси–Украине в Х – ХVIII веках и даже позже одновременно сосуществовали как бы три языка: собственно восточнославянский, на котором разговаривали восточнославянские племена и их потомки, образовавшие, в частности, украинский этнос; старославянский (церковнославянский), обслуживавший нужды православной церкви; и книжный украинско-славянский, то есть украинизированный церковнославянский, считавшийся «правильным», грамотным языком, на котором вели делопроизводство, писали художественные произведения, письма и даже преподавали в учебных заведениях. С развитием живого восточнославянского видоизменялся и книжный язык, тогда как старославянский, подвергшись существенным фонетическим изменениям в восточнославянской среде еще в Х – ХI веках, далее менялся очень незначительно.

Все известные тексты ХI – XVIII веков, дошедшие до нас, написаны либо на собственно церковнославянском языке (например, «Изборники Святослава»), либо на украинизированном старославянском («Слово о полку Игоревом», «Повесть временных лет», произведения Григория Сковороды и пр.).

То, что ему удалось провести Мусина-Пушкина и Малиновского, которые это самое издание готовили, свидетельствует о незаурядном таланте фальсификатора. На этой афере Бардин заработал немалые деньги, но лишился доверия антикваров. В дальнейшем он на заказ создавал рукописи, стилизованные под старину, причем нередко честно их подписывал тем же «старинным» почерком: «Списал в лето 7326 от сотворения мира [1818 от РХ] в богоспасаемом граде Москве Антон Иванов сын Бардин» (такие подписи он нередко шифровал глаголицей или «рунической» тайнописью).

В начале XIX века изготовление исторических подделок и стилизованных под старину рукописей и предметов стало в России целой индустрией. Рынок был огромный: богатые и знатные люди увлекались древностями, большой интерес к ним проявляло и государство в лице Академии наук, Академии художеств, отдельных сановников и лично императора Александра I. Фальсификации Бардина были относительно невинными: он лишь переписывал известные тексты, то есть подделывал только рукописи, но не памятники. А вот один его современник отважился подделать не отдельную рукопись, а целую древнюю библиотеку.

Приданое

В XI веке киевский князь Ярослав Мудрый породнился со всеми важнейшими правящими домами Европы: он сам был женат на дочери шведского короля, его сын Изяслав — на сестре польского короля, другой сын, Всеволод, — на дочери византийского императора; дочь Елизавету Ярослав выдал замуж за норвежского короля, дочь Анастасию — за венгерского; жена наследника английского престола Агата тоже, предположительно, была дочерью киевского князя. Но самый знаменитый династический брак, заключенный Ярославом, — это замужество его четвертой дочери, Анны, ставшей женой французского короля Генриха I.

Ярослав Мудрый.
Изображение из Царского титулярника 17 века

Брак был заключен в 1051 году. В следующем году Анна родила Генриху наследника, будущего короля Филиппа I. В 1060 году, после смерти Генриха, она стала регентшей при малолетнем сыне. Вскоре Анна вторично вышла замуж — за графа Рауля де Крепи. Церковь сочла брак беззаконным, поскольку Рауль уже был женат. Однако супруги отказались расставаться. Отлучение от парижского двора едва ли сильно их расстроило: реальная власть во Франции принадлежала местным феодалам, а Рауль был среди них одним из самых могущественных.

Остаток жизни Анна провела в городе Санлис на севере Франции. Там она основала монастырь святого Викентия Сарагосского (Сен-Венсан). Сохранился документ 1063 года с автографом АNA РЪHNA («АНА РЕИНА»), то есть «Анна королева» по-старофранцузски, но кириллицей. Умерла Анна не позднее 1078 года. Считается, что ее похоронили в Сен-Венсане, но могила утрачена при последующих перестройках монастыря.

С именем Анны Ярославны традиционно связывают одну из важнейший французских реликвий — Реймсское евангелие, на котором присягали при коронации многие французские короли, начиная с Генриха III (1574—1589) и включая Людовика XIV (1643—1715). Написано оно по-церковнославянски, причем из 47 листов 16 — на кириллице и 31 — на глаголице. Согласно популярной легенде, эту книгу Анна привезла с собой из Киева вместе с богатым приданым и обширной библиотекой.

Страницы на кириллице и глаголице из Реймсского евангелия.

Фото: ЮНЕСКО

Чудесная находка

Идея, что где-то во Франции хранится эта самая библиотека Анны Ярославны, будоражила умы любителей русских древностей в XVIII веке. В самом начале XIX века разразилась сенсация: библиотеку нашли. Секретарь русского посольства во Франции Петр Дубровский привез ее из Парижа в Петербург и в 1805 году поднес императору Александру I. Александр распорядился создать при Императорской публичной библиотеке (ныне Российская национальная библиотека) Депо манускриптов для работы с этой бесценной коллекцией и назначил Дубровского ее хранителем.

Секретарь русского посольства во Франции Петр Дубровский

К этому времени Мусин-Пушкин уже издал древнейшее русское законодательство («Русскую правду»), древнейший образчик моральной философии («Поучение Владимира Мономаха»), древнейший поэтический шедевр («Слово о полку Игореве»); коллекция Мусина-Пушкина была еще цела, а теперь добавилось и новое крупное собрание древнерусских рукописей. Образованное общество было в восторге.

История обнаружения библиотеки Анны Ярославны в изложении Дубровского выглядела героически. Он работал в посольстве в Париже, когда разразилась Французская революция. Дубровский рассказывал, как бродил по рву вокруг разрушенной Бастилии и собирал документы, которые разъяренная толпа выбросила в грязь. Эта публичная версия обретения коллекции рукописей, по-видимому, сильно романтизирована. Реальность, скорее всего, была куда прозаичнее. Многие французские аристократы, лишившись земель и замков из-за национализации, вынуждены были распродавать драгоценности, библиотеки и коллекции искусства, чтобы выжить и, по возможности, сбежать из Франции. Дубровский, видимо, скупал книги и рукописи за бесценок и почти без разбора. Значительную часть своего собрания он получил из упраздненных революционным правительством монастырей.

Среди рукописей, привезенных Дубровским, были важнейшие памятники средневековой письменности, в частности так называемый «Петербургский Беда» (один из самых ранних списков «Церковной истории англов» Беды Достопочтенного, VIII век), Коаленовский и Сенжерменский кодексы (греческие списки новозаветных текстов VI и IX веков) и другие. Однако наибольший энтузиазм Дубровского вызывали кириллические рукописи. К его разочарованию, Публичная библиотека и другие компетентные органы Российской империи поначалу не особенно интересовались кипой старинных грамот. И тогда Дубровский извлек из рукава туз: он предъявил рукопись с владельческой надписью, свидетельствующей, что она принадлежала королеве Анне.

Фрагмент «Петербургского Беда» из коллекции Дубровского.

Фото Российской национальной библиотеки

Изнурительные переговоры с Публичной библиотекой в 1805 году наконец увенчались успехом: появилось Депо манускриптов, Дубровский стал его хранителем, получил казенную квартиру, приличное жалованье и всеобщее почтение.

Разоблачение

Очень скоро специалисты, поближе познакомившись с коллекцией Дубровского, обнаружили множество странностей. Славянские рукописи по почерку, чернилам и пергаменту датировались гораздо позднее XI века, когда жила Анна Ярославна. В частности, рукопись с владельческой надписью, как оказалось, относилась к XIII–XIV векам, к тому же была по происхождению не русской, а сербской.

Подложность «библиотеки Анны Ярославны» стала очевидна, и в 1812 году Дубровского с позором изгнали из Публичной библиотеки.

А в 1839 году польский исследователь Людвиг Ястржембский прояснил и историю Реймсского евангелия, которое по-прежнему хранилось во Франции как национальная реликвия и очень всех озадачивало. Ястржембский обратил внимание на то, что календарь, отраженный в памятнике, соответствует римско-католическому, а не греко-православному — это с высокой вероятностью говорило о западнославянском происхождении книги. В ту же сторону указывала и глаголица: будучи довольно широко распространенной у западного края славянского мира, эта письменность почти не использовалась на востоке, то есть на Руси. Наконец, в глаголическом церковнославянском тексте были искажения, характерные для чешского языка.

Согласно выводам Ястржембского, более древний кириллический текст принадлежит чешскому святому Прокопию Сазавскому и написан около 1030 года, а глаголическая часть рукописи создана в XIV веке в Эммаусском монастыре в Праге; там же две рукописи объединили в одну книгу, которая впоследствии, сменив несколько владельцев, оказалась в Реймсе. По другой версии, кириллический текст и вправду имеет русское происхождение: император Карл IV, бывший одновременно чешским королем (1346—1378), приобрел рукопись в Венгрии, а уж как она попала туда с Руси — тайна неразгаданная. Как бы там ни было, к Анне Ярославне Реймсское евангелие определенно не имеет отношения.

Памятник Анне Ярославне в монастыре

Анны Ярославны в Сен-Венсан в Санлисе.

Фото: wikimedia

Что же касается злополучной «владельческой надписи», выяснилось, что она принадлежит перу некоего Александра Сулакадзева. Дубровский, фальсифицируя «библиотеку Анны Ярославны», был движим, по всей видимости, корыстными мотивами. Сулакадзев — совсем другое дело. В историографии за ним закрепилось прозвище «Хлестаков»: он подделывал не ради наживы и, скорее всего, даже не ради славы, а словно бы непроизвольно, будучи не в силах унять разыгравшееся воображение.

Изготовление владельческой надписи от имени Анны Ярославны в промежутке с 1800 до 1805 года — это, вероятно, дебют Сулакадзева в качестве фальсификатора. Его участие в афере Дубровского раскрылось позднее. Современникам он был известен как коллекционер древностей и, в особенности, как владелец древней рукописи, условно называемой «Гимн Бояну». Об этой великой исторической подделке и о других затеях Александра Сулакадзева мы расскажем в следующей раз.

Осталось лишь заметить, что мифическая «библиотека Анны Ярославны» продолжает бередить умы. Интернет полон «исследований» о составе этой библиотеки, о том, что в ней содержались дохристианские «славянские рунические книги», что именно из нее происходит «Велесова книга» и т.д., и т.п. Всевозможные «альтернативные истории» вообще тяготеют друг к другу и со временем слипаются в единую «альтернативную реальность».

📜 📜 📜

По теме:

Великие исторические подделки: