 |
Прорись,
сделанная якобы с древних дощечек.
|
Как
поддельная рукопись сделала Московию старше Рима
Любители альтернативной истории любят выводить корни славян едва ли не от древних шумеров. Они опираются на «уникальные» источники, достоверность которых для историков как минимум не очевидна.
Сейчас речь идет о самой знаменитой из таких подделок — «Велесовой книге», которая до сих пор является главным аргументом «альтернативщиков».
Русская история, как ее изучают в школах и университетах, насчитывает чуть больше тысячи лет. Древнейшие известные нам письменные памятники — Новгородский кодекс (обнаружен в 2000 году) и Остромирово евангелие — относятся к самому концу Х и середине XI века. Древнейшая сохранившаяся летопись, «Повесть временных лет», составлена в начале XII века. Прочие источники по древнейшей русской истории (IX—X века) — греческие, арабские, латинские, скандинавские (включая самые мимолетные упоминания) — можно буквально по пальцам перечесть.
Мы почти ничего не знаем об истории восточных славян до IX века (археология и историческая лингвистика позволяют восстановить картину лишь в самых общих чертах). От языческих верований восточных славян осталось лишь несколько имен божеств, и нам остается только догадываться, что они делали и за что их почитали.
Это, конечно, очень обидно. Но и очень удобно: большой простор для произвольных построений. Например, Михаил Ломоносов отождествлял древних русов (московитян, не имеющих отношения к Киевской Руси) с роксоланами, индоиранскими племенами, которых античные авторы со II века до н.э. локализуют в Северном Причерноморье.
Академик Борис Рыбаков, фактический лидер советской исторической науки на протяжении 1960—1980-х годов, заходил еще дальше: он провозглашал славянской даже археологическую Трипольскую культуру медно-каменного века (VI—III тысячелетия до н.э., юго-запад нынешней Украины, Молдавия и север Румынии), к которой позднейшие этнические идентификации вообще неприменимы.
Но самое знаменитое «удревнение» славянской истории связано, конечно, с так называемой «Велесовой книгой».
Сейчас речь идет о самой знаменитой из таких подделок — «Велесовой книге», которая до сих пор является главным аргументом «альтернативщиков».
Русская история, как ее изучают в школах и университетах, насчитывает чуть больше тысячи лет. Древнейшие известные нам письменные памятники — Новгородский кодекс (обнаружен в 2000 году) и Остромирово евангелие — относятся к самому концу Х и середине XI века. Древнейшая сохранившаяся летопись, «Повесть временных лет», составлена в начале XII века. Прочие источники по древнейшей русской истории (IX—X века) — греческие, арабские, латинские, скандинавские (включая самые мимолетные упоминания) — можно буквально по пальцам перечесть.
Мы почти ничего не знаем об истории восточных славян до IX века (археология и историческая лингвистика позволяют восстановить картину лишь в самых общих чертах). От языческих верований восточных славян осталось лишь несколько имен божеств, и нам остается только догадываться, что они делали и за что их почитали.
Это, конечно, очень обидно. Но и очень удобно: большой простор для произвольных построений. Например, Михаил Ломоносов отождествлял древних русов (московитян, не имеющих отношения к Киевской Руси) с роксоланами, индоиранскими племенами, которых античные авторы со II века до н.э. локализуют в Северном Причерноморье.
Академик Борис Рыбаков, фактический лидер советской исторической науки на протяжении 1960—1980-х годов, заходил еще дальше: он провозглашал славянской даже археологическую Трипольскую культуру медно-каменного века (VI—III тысячелетия до н.э., юго-запад нынешней Украины, Молдавия и север Румынии), к которой позднейшие этнические идентификации вообще неприменимы.
Но самое знаменитое «удревнение» славянской истории связано, конечно, с так называемой «Велесовой книгой».
Второе
пришествие
Историю «Велесовой книги»
обычно ведут либо с 1953 года, когда первые сообщения о ней появились в русской
эмигрантской печати, либо с 1919 года, когда ее якобы нашли в разоренной
усадьбе где-то на Украине. Но мы начнем с другого.
В 1972 году советскую
номенклатуру потряс невероятный скандал: Николая Месяцева исключили из партии.
Это был очень непростой человек: бывший чекист, следователь по «делу врачей», а
в 1964—1970 годах — председатель Гостелерадио СССР. Он принадлежал к
аппаратному «клану» Александра Шелепина (бывшего председателя КГБ, члена
Политбюро, главы заговора, в результате которого был свержен Хрущев), и когда
генсек Брежнев, укрепляя свою власть, расправлялся с «шелепинцами», Месяцева он
отправил послом в Австралию. И вот, два года спустя, его из этой почетной ссылки
вернули и устроили позорную «аппаратную казнь». Случай уникальный: других столь
жестких расправ с такими высокопоставленными номенклатурщиками в «застой» не
бывало.
Поговаривали, что в
Австралии Месяцев пытался изнасиловать приезжую советскую балерину. Но бывший
корреспондент ТАСС в этой стране Борис Чехонин уверяет, что это легенда,
запущенная КГБ для отвода глаз. Истинная причина «разгрома» Месяцева в том, что
он «не уберег» молодого сотрудника посольства Михаила Цуканова, который был,
во-первых, резидентом КГБ в Австралии, а во-вторых, единственным сыном
влиятельного помощника Брежнева Георгия Цуканова. Михаил Цуканов погиб в
автокатастрофе при возмутительно скандальных обстоятельствах: пьяным, да еще и
с любовницей.
После исключения из
партии Месяцева упекли старшим научным сотрудником в Институт научной
информации по общественным наукам (ИНИОН) — очень престижное место для ученых,
но унизительное для номенклатурщиков.
Месяцев, по-видимому,
на любительском уровне интересовался историей. Он привез из Австралии книги
Сергея Лесного. Тут потребуется первое отступление, позволяющее прояснить
историю «Велесовой книги».
Сергей Парамонов
(Лесной — литературный псевдоним) был доктором биологических наук, специалистом
по систематике мух. До войны он работал в киевском Зоологическом музее. Когда
немцы подходили к Киеву, Парамонов не эвакуировался — говорил, что остался
оберегать бесценную коллекцию музея. В течение следующих двух лет он жил и
работал в городе, оккупированном нацистами. Осенью 1943-го покинул Киев с
отступающими немцами — по его собственным рассказам, его «прихватили» вместе с
коллекцией. В Германии Парамонова, как он позднее официально сообщал при
трудоустройстве в Австралии, бросили в концлагерь Бойчен, а затем перевели в
Мюнден, освобожденный британскими войсками.
 |
Сергей
Парамонов
|
В современных биографиях Лесного можно прочесть, что он был отважным антифашистом и подвижником науки, который с риском для жизни защищал коллекцию киевского Зоологического музея. Пожалуй, этот вопрос заслуживает более пристального изучения. Для начала, в известных списках нацистских концлагерей не значится ни Бойчен, ни Мюнден. В Мюндене после войны находился британский лагерь для перемещенных лиц, через который Парамонов, вероятно, и попал в Великобританию.
Согласно соглашениям между союзниками, достигнутым на Ялтинской конференции, лица, перемещенные нацистами с территории СССР, после освобождения подлежали возвращению на родину. Но эти соглашения нарушались сплошь и рядом. Парамонов остался на Западе, в 1947 году принял приглашение австралийского Совета по науке и промышленным исследованиям и перебрался в Канберру.
Автор этих строк не берется судить о заслугах Парамонова в области энтомологии. А вот многочисленные книги по русской истории, которые он издавал под псевдонимом «С. Лесной», — характерный образчик «альтернативной истории», она же «фолк-хистори». Попросту говоря, самая что ни на есть лженаука. Которая, очевидно, сильно «зацепила» Месяцева.
Согласно соглашениям между союзниками, достигнутым на Ялтинской конференции, лица, перемещенные нацистами с территории СССР, после освобождения подлежали возвращению на родину. Но эти соглашения нарушались сплошь и рядом. Парамонов остался на Западе, в 1947 году принял приглашение австралийского Совета по науке и промышленным исследованиям и перебрался в Канберру.
Автор этих строк не берется судить о заслугах Парамонова в области энтомологии. А вот многочисленные книги по русской истории, которые он издавал под псевдонимом «С. Лесной», — характерный образчик «альтернативной истории», она же «фолк-хистори». Попросту говоря, самая что ни на есть лженаука. Которая, очевидно, сильно «зацепила» Месяцева.
Но вернемся в 1970-е годы. Среди коллег опального чекиста по ИНИОНу был Валерий Скурлатов. В ту пор он был близок к диссидентским кругам ультраправого толка, за что его таскали в КГБ и даже исключали ненадолго из партии. Позднее, в 1980-е, он участвовал в деятельности общества «Память» — прародителя всего русского неонацизма. Месяцев показал Скурлатову книги Парамонова—Лесного. В них особое место отводилось «Велесовой книге» — некой чрезвычайно древней рукописи, которая переворачивает все устоявшиеся представления об истории славянства и Руси. Вполне возможно, им удалось раздобыть в спецхране ИНИОНа, самом богатом в СССР, одно из эмигрантских изданий «Велесовой книги» (их к тому времени было несколько).
«Велесова книга» рассказывает историю русского народа с IX века до н.э., его странствий от Индии до Днепра, войн с римлянами, готами и многими другими народами. Кроме того, в ней содержатся гимны языческим божествам Сварогу, Перуну, Яриле, Купале и прочим, от которых в других источниках (включая «Слово о полку Игореве») сохранились лишь имена без описания «специализации».
В 1976 году в газете «Неделя» (иллюстрированное воскресное приложение к «Известиям») появилась статья о «Велесовой книге», подписанная Скурлатовым и Н. Николаевым (Месяцев воспользовался псевдонимом). Авторы делали необходимые реверансы: мол, источник спорный и недостаточно изученный, но по общему тону было ясно, что они убеждены в его подлинности. Читатели советской подцензурной прессы отлично уловили скрытое послание: «официальные историки» скрывают Правду.
Это было уже второе пришествие «Велесовой книги» в СССР (о первом — чуть ниже). И оно стало триумфальным. Заметки о книге появлялись в других массовых журналах, в том числе в «Технике молодежи», «Огоньке» и «Новом мире». Миллионы читателей были лишены доступа к полному тексту памятника, но цитаты и основанные на них построения интриговали чрезвычайно. Выяснилось, что история русичей началась аж в IX веке до н.э., то есть за сто лет до основания Рима (!). Обнаружилась многовековая славянская ведическая культура.
Почва для сенсации была подготовлена в предшествующее десятилетие бурной дискуссией о подлинности «Слова о полку Игореве». Историк Александр Зимин в 1963 году выдвинул версию, что «Слово» — не памятник древнерусской литературы XII века, а подделка XVIII века. Зимина загнобили за «попытку идеологической диверсии» (с его концепцией можно было поспорить со строго научных позиций, но это мало кого интересовало). «Патриотическая» линия в исторической науке, возглавляемая вышеупомянутым академиком Рыбаковым, возобладала. В эту самую линию и старались встроить свой памятник популяризаторы «Велесовой книги».
Среди них особенно выделялись поэт и художник Игорь Кобзев, участник патриотического литературного кружка «радонежцев», и Дмитрий Жуков, писатель-фантаст, переводчик американской фантастики, сценарист антисионистского пропагандистского фильма «Тайное и явное» (который даже в период «государственного антисемитизма» был признан «перегибом» и запрещен). Вместе с ультраправым Скурлатовым они составляли на редкость колоритную компанию. И в этой компании не было ни одного профессионального историка, филолога или лингвиста. Кстати, занимательный факт: сын Дмитрия Жукова — вице-спикер Госдумы и председатель Олимпийского комитета России Александр Жуков.
В 1977 году в журнале «Вопросы истории» появилась статья «Мнимая «древнейшая летопись», которая должна была положить конец недоразумению. Ее авторами были Лидия Жуковская (заслуженный многоопытный палеограф), Виктор Буганов (замдиректора Института истории АН СССР, крупный историк и источниковед) и тот самый академик Борис Рыбаков. Есть версия (бездоказательная, но правдоподобная), что последний не принимал непосредственного участия в написании статьи, но поставил под нею свою подпись для «подкрепления»: научная правомочность вопросов не вызывала, а авторитет «патриота» Рыбакова придавал статье дополнительный идеологический вес.
В статье ученые доказывали, что «Велесова книга» — подделка, причем грубая: ее создатель явно представления не имел о том, что представлял собой старославянский язык, и произвольно смешивал в тексте русские, украинские, польские, сербские и другие гораздо более поздние орфографические и морфологические формы.
Но «Вопросы истории» — академический журнал, а защитники «Велесовой книги» выступали со страниц массовых изданий. За «Велесовой книгой» (которую широкая публика по-прежнему в глаза не видела) закрепилась репутация Источника Истины, скрываемого властью и «официальной наукой».
«Велесова книга» рассказывает историю русского народа с IX века до н.э., его странствий от Индии до Днепра, войн с римлянами, готами и многими другими народами. Кроме того, в ней содержатся гимны языческим божествам Сварогу, Перуну, Яриле, Купале и прочим, от которых в других источниках (включая «Слово о полку Игореве») сохранились лишь имена без описания «специализации».
В 1976 году в газете «Неделя» (иллюстрированное воскресное приложение к «Известиям») появилась статья о «Велесовой книге», подписанная Скурлатовым и Н. Николаевым (Месяцев воспользовался псевдонимом). Авторы делали необходимые реверансы: мол, источник спорный и недостаточно изученный, но по общему тону было ясно, что они убеждены в его подлинности. Читатели советской подцензурной прессы отлично уловили скрытое послание: «официальные историки» скрывают Правду.
Это было уже второе пришествие «Велесовой книги» в СССР (о первом — чуть ниже). И оно стало триумфальным. Заметки о книге появлялись в других массовых журналах, в том числе в «Технике молодежи», «Огоньке» и «Новом мире». Миллионы читателей были лишены доступа к полному тексту памятника, но цитаты и основанные на них построения интриговали чрезвычайно. Выяснилось, что история русичей началась аж в IX веке до н.э., то есть за сто лет до основания Рима (!). Обнаружилась многовековая славянская ведическая культура.
Почва для сенсации была подготовлена в предшествующее десятилетие бурной дискуссией о подлинности «Слова о полку Игореве». Историк Александр Зимин в 1963 году выдвинул версию, что «Слово» — не памятник древнерусской литературы XII века, а подделка XVIII века. Зимина загнобили за «попытку идеологической диверсии» (с его концепцией можно было поспорить со строго научных позиций, но это мало кого интересовало). «Патриотическая» линия в исторической науке, возглавляемая вышеупомянутым академиком Рыбаковым, возобладала. В эту самую линию и старались встроить свой памятник популяризаторы «Велесовой книги».
Среди них особенно выделялись поэт и художник Игорь Кобзев, участник патриотического литературного кружка «радонежцев», и Дмитрий Жуков, писатель-фантаст, переводчик американской фантастики, сценарист антисионистского пропагандистского фильма «Тайное и явное» (который даже в период «государственного антисемитизма» был признан «перегибом» и запрещен). Вместе с ультраправым Скурлатовым они составляли на редкость колоритную компанию. И в этой компании не было ни одного профессионального историка, филолога или лингвиста. Кстати, занимательный факт: сын Дмитрия Жукова — вице-спикер Госдумы и председатель Олимпийского комитета России Александр Жуков.
В 1977 году в журнале «Вопросы истории» появилась статья «Мнимая «древнейшая летопись», которая должна была положить конец недоразумению. Ее авторами были Лидия Жуковская (заслуженный многоопытный палеограф), Виктор Буганов (замдиректора Института истории АН СССР, крупный историк и источниковед) и тот самый академик Борис Рыбаков. Есть версия (бездоказательная, но правдоподобная), что последний не принимал непосредственного участия в написании статьи, но поставил под нею свою подпись для «подкрепления»: научная правомочность вопросов не вызывала, а авторитет «патриота» Рыбакова придавал статье дополнительный идеологический вес.
В статье ученые доказывали, что «Велесова книга» — подделка, причем грубая: ее создатель явно представления не имел о том, что представлял собой старославянский язык, и произвольно смешивал в тексте русские, украинские, польские, сербские и другие гораздо более поздние орфографические и морфологические формы.
Но «Вопросы истории» — академический журнал, а защитники «Велесовой книги» выступали со страниц массовых изданий. За «Велесовой книгой» (которую широкая публика по-прежнему в глаза не видела) закрепилась репутация Источника Истины, скрываемого властью и «официальной наукой».
Колоссальнейшая
сенсация
Снова вернемся в 1950-е, чтобы разобраться, откуда «Велесова книга» взялась.
В ноябре 1953 года в русском эмигрантском журнале «Жар-птица», выходившем в Сан-Франциско, появилась статья Александра Кура под броским заголовком «Колоссальнейшая историческая сенсация». Кур сообщал своим читателям, что обнаружен древнейший памятник славянской письменности — книга на деревянных дощечках, написанная в IX веке новгородскими волхвами.
История находки была захватывающая, но известна она исключительно в пересказе писателя и «альтернативного историка» Юрия Миролюбова, который сам был ключевым ее участником.
В 1919 году, во время Гражданской войны в России, полковник Белой Добровольческой армии Али Изенбек нашел загадочные дощечки в усадьбе, разгромленной «красными бандитами». Эти дощечки Изенбек увез с собой в эмиграцию. В 1925 году в Брюсселе он познакомился с другим русским эмигрантом, Миролюбовым, который очень интересовался славянской историей и фольклором и сетовал на недостаток источников. Изенбек показал ему свои дощечки.
Вплоть до 1941 года Миролюбов усердно переписывал написанный на них текст. Потом Изенбек умер, и оригинал бесценного памятника пропал. Есть более поздняя версия, что дощечки изъяли или уничтожили сотрудники гестапо (Бельгия в 1941 года была оккупирована нацистской Германией). Осталась только копия Миролюбова. Она и стала «колоссальнейшей сенсацией» Кура. Этот текст ныне известен как «Велесова книга».
Прежде чем продолжать, уточним некоторые подробности о действующих лицах. Али Изенбека на самом деле звали Федором Артуровичем. Он был родом из Петербурга, семья имела немецкие корни. Федор Артурович был художником, участвовал в археологических экспедициях в Среднюю Азию. Во многих его картинах отразилось увлечение Востоком. В сочетании с окончанием фамилии «-бек» (случайное созвучие с тюркским титулом) это породило легенду, что он происходил из Туркестана (Миролюбов называл его туркменом). В Гражданскую Изенбек воевал в рядах белых, после поражения бежал, как и многие его соратники, в Турцию, несколько лет скитался по Европе, осел в Бельгии. Писал картины, выставлялся. По-видимому, жил бедно, пил. Умер, как уже было сказано, в 1941 году.
Юрий Петрович Миролюбов, уроженец Украины, учился химии и медицине в Варшавском, потом в Киевском университете, но закончить не успел из-за Первой мировой войны и революции. Служил в армии Деникина. Бежал из России в 1920 году. Скитался не только по Европе, но еще по Африке и Индии. В Бельгии жил с 1924 по 1954 годы, работал инженером-химиком на фабрике синтетического глицерина. Написал громадное количество рассказов и стихов, а также очерков о русской языческой мифологии и фольклоре, причем своим основным источником называл рассказы некой древней старухи-приживалки по прозвищу Прабка (Прабушка), которая воспитала его самого, отца и деда. С началом публикации «Велесовой книги» в 1954 году перебрался в США, где наконец смог полностью посвятить себя литературному и журналистскому труду. Умер в 1970 году. При этом научная фольклористика ничего похожего на «Прабкино учение», опубликованное Миролюбовым, не знает.
В ноябре 1953 года в русском эмигрантском журнале «Жар-птица», выходившем в Сан-Франциско, появилась статья Александра Кура под броским заголовком «Колоссальнейшая историческая сенсация». Кур сообщал своим читателям, что обнаружен древнейший памятник славянской письменности — книга на деревянных дощечках, написанная в IX веке новгородскими волхвами.
История находки была захватывающая, но известна она исключительно в пересказе писателя и «альтернативного историка» Юрия Миролюбова, который сам был ключевым ее участником.
В 1919 году, во время Гражданской войны в России, полковник Белой Добровольческой армии Али Изенбек нашел загадочные дощечки в усадьбе, разгромленной «красными бандитами». Эти дощечки Изенбек увез с собой в эмиграцию. В 1925 году в Брюсселе он познакомился с другим русским эмигрантом, Миролюбовым, который очень интересовался славянской историей и фольклором и сетовал на недостаток источников. Изенбек показал ему свои дощечки.
Вплоть до 1941 года Миролюбов усердно переписывал написанный на них текст. Потом Изенбек умер, и оригинал бесценного памятника пропал. Есть более поздняя версия, что дощечки изъяли или уничтожили сотрудники гестапо (Бельгия в 1941 года была оккупирована нацистской Германией). Осталась только копия Миролюбова. Она и стала «колоссальнейшей сенсацией» Кура. Этот текст ныне известен как «Велесова книга».
Прежде чем продолжать, уточним некоторые подробности о действующих лицах. Али Изенбека на самом деле звали Федором Артуровичем. Он был родом из Петербурга, семья имела немецкие корни. Федор Артурович был художником, участвовал в археологических экспедициях в Среднюю Азию. Во многих его картинах отразилось увлечение Востоком. В сочетании с окончанием фамилии «-бек» (случайное созвучие с тюркским титулом) это породило легенду, что он происходил из Туркестана (Миролюбов называл его туркменом). В Гражданскую Изенбек воевал в рядах белых, после поражения бежал, как и многие его соратники, в Турцию, несколько лет скитался по Европе, осел в Бельгии. Писал картины, выставлялся. По-видимому, жил бедно, пил. Умер, как уже было сказано, в 1941 году.
Юрий Петрович Миролюбов, уроженец Украины, учился химии и медицине в Варшавском, потом в Киевском университете, но закончить не успел из-за Первой мировой войны и революции. Служил в армии Деникина. Бежал из России в 1920 году. Скитался не только по Европе, но еще по Африке и Индии. В Бельгии жил с 1924 по 1954 годы, работал инженером-химиком на фабрике синтетического глицерина. Написал громадное количество рассказов и стихов, а также очерков о русской языческой мифологии и фольклоре, причем своим основным источником называл рассказы некой древней старухи-приживалки по прозвищу Прабка (Прабушка), которая воспитала его самого, отца и деда. С началом публикации «Велесовой книги» в 1954 году перебрался в США, где наконец смог полностью посвятить себя литературному и журналистскому труду. Умер в 1970 году. При этом научная фольклористика ничего похожего на «Прабкино учение», опубликованное Миролюбовым, не знает.
 |
Юрий
Миролюбов и Али Изенбек
|
Наконец, Александр Кур. Это американизированная версия фамилии Куренков. Участвовал в Первой мировой войне, в Гражданскую примкнул к Белому движению, воевал в Сибири. В Америку перебрался в 1923 году через Манчжурию. Принимал деятельное участие в эмигрантском монархическом движении. Живо интересовался поисками Ноева ковчега на Арарате. Влился в американское оккультное движение «Новое мышление» (New Thought). Журнал «Жар-птица», в котором он в 1950-е публиковал «Велесову книгу», первоначально печатался на ротапринте, то есть был, попросту говоря, кустарным малотиражным изданием кучки чудаковатых русских эмигрантов. Умер Кур в 1971 году.
Надо сказать, что «колоссальнейшая сенсация», произведенная этими любопытными товарищами, поначалу не произвела на широкую публику какого-то особого впечатления и лишь ненадолго продлила жизнь журнала «Жар-птица»: он закрылся в 1959 году, так и не завершив издание миролюбовской копии «дощечек Изенбека». Зато уже в 1957 году знамя подхватил тот самый Сергей Парамонов—Лесной, который утверждал, что текст «Велесовой книги» ему прислал сам Миролюбов.
Лесной в 1960 году отправил в Славянский комитет СССР фотографию одной из «дощечек Изенбека» с призывом признать «Велесову книгу» и переписать древнейшую русскую историю. Экспертизу фотографии поручили уже знакомой нам Лидии Жуковской, научному сотруднику Института русского языка АН СССР. Результаты экспертизы были опубликованы в академическом журнале «Вопросы языкознания». Жуковская, во-первых, отметила, что фотография — это снимок не доски, а бумаги, то есть, в лучшем случае, прориси (рисунка надписи без передачи особенностей поверхности, на которую надпись нанесена). А во-вторых, проанализировав начертания букв, орфографию и язык, она пришла к однозначному выводу: «Рассмотренный материал не является подлинным». Статья 1977 года в «Вопросах истории», в написании которой также участвовала Жуковская, повторяла и развивала этот вывод.
Первая полная научная публикация «Велесовой книги», сопровождаемая текстологическими комментариями, увидела свет в 1990 году стараниями крупнейшего отечественного филолога-древника, исследователя древнерусских хронографов и «Слова о полку Игореве» Олега Творогова. При том что ученый с умопомрачительной скрупулезностью доказывал подложность памятника, эта публикация скорее приободрила сторонников его подлинности. В тонкости текстологической и лингвистической аргументации Творогова мало кто вникал («Труды Отдела древнерусской литературы» — не самое массовое чтиво), а вот сам факт того, что «Велесову книгу» удостоили столь серьезного рассмотрения, был «велесоведам» на руку.
Надо сказать, что «колоссальнейшая сенсация», произведенная этими любопытными товарищами, поначалу не произвела на широкую публику какого-то особого впечатления и лишь ненадолго продлила жизнь журнала «Жар-птица»: он закрылся в 1959 году, так и не завершив издание миролюбовской копии «дощечек Изенбека». Зато уже в 1957 году знамя подхватил тот самый Сергей Парамонов—Лесной, который утверждал, что текст «Велесовой книги» ему прислал сам Миролюбов.
Лесной в 1960 году отправил в Славянский комитет СССР фотографию одной из «дощечек Изенбека» с призывом признать «Велесову книгу» и переписать древнейшую русскую историю. Экспертизу фотографии поручили уже знакомой нам Лидии Жуковской, научному сотруднику Института русского языка АН СССР. Результаты экспертизы были опубликованы в академическом журнале «Вопросы языкознания». Жуковская, во-первых, отметила, что фотография — это снимок не доски, а бумаги, то есть, в лучшем случае, прориси (рисунка надписи без передачи особенностей поверхности, на которую надпись нанесена). А во-вторых, проанализировав начертания букв, орфографию и язык, она пришла к однозначному выводу: «Рассмотренный материал не является подлинным». Статья 1977 года в «Вопросах истории», в написании которой также участвовала Жуковская, повторяла и развивала этот вывод.
Первая полная научная публикация «Велесовой книги», сопровождаемая текстологическими комментариями, увидела свет в 1990 году стараниями крупнейшего отечественного филолога-древника, исследователя древнерусских хронографов и «Слова о полку Игореве» Олега Творогова. При том что ученый с умопомрачительной скрупулезностью доказывал подложность памятника, эта публикация скорее приободрила сторонников его подлинности. В тонкости текстологической и лингвистической аргументации Творогова мало кто вникал («Труды Отдела древнерусской литературы» — не самое массовое чтиво), а вот сам факт того, что «Велесову книгу» удостоили столь серьезного рассмотрения, был «велесоведам» на руку.
 |
Олег
Творогов,
советский
филолог-медиевист,
составил
самый полный список доказательств
подложности
«Велесовой книги».
|
Несмотря на то что ученые исчерпывающе ответили на вопрос о подложности «Велесовой книги», любители альтернативной истории по-прежнему считают ее уникальным источником. В 1992 году появился перевод произведения на современный русский язык, выполненный Александром Асовым и ныне пользующийся наибольшей популярностью; в своих многочисленных книгах Асов «реконструирует» «славянские веды», «историю русичей», «узелковую письменность славян», пользуясь не только «Велесовой книгой», но и другими заведомыми подделками. «Велесова книга» то и дело проникает в детские познавательные книжки и даже в списки для школьного чтения. В 2004 году, когда шествие фальшивого памятника приобрело прямо-таки угрожающий характер, филолог Анатолий Алексеев (крупнейший отечественный специалист по переводам Библии), издал под одной обложкой все основные научные статьи, начиная с 1960 года, доказывающие, что «Велесова книга» — грубая подделка (сборник называется «Что думают ученые о «Велесовой книге»«). По сравнению с тиражами Асова его тираж ничтожен.
Разоблачение
Аргументов против подлинности «Велесовой книги» можно привести огромное количество. Есть палеографические: если даже «дощечки Изенбека» действительно существовали (а это уже большое допущение), они были единственным в своем роде примером полноценной «деревянной книги»; кроме того, текст написан специфической разновидностью кириллицы (письменности христианской, что странно для язычников), и многие начертания там поздние (скажем, буква Н до XIV века писалась как N); надстрочная черта, к которой «подвешены» буквы, как в индийском деванагари, — тоже вещь для европейской письменности небывалая.
Есть историко-филологические аргументы: повествование в «Велесовой книге», во-первых, ведется от лица каких-то неопределенных «мы», а во-вторых, удивительно бедно личными именами, хронологическими и географическими привязками — вообще, конкретными деталями. То и другое совершенно беспрецедентно во всей мировой культуре (повсюду, от Библии до мифов южноамериканских индейцев, очевидно стремление сообщить как можно больше подробностей и для каждого события указать конкретного действователя, вплоть до Бога). Кстати, есть один текст, который по этим двум признакам похож на «Велесову книгу» — «Протоколы сионских мудрецов» тоже написаны на «мы» и нарочито неконкретны.
Однако эти аргументы прямо не доказывают подложность «Велесовой книги». «Велесоведы» считают саму необычность произведения доказательством ее подлинности: дескать, подделка имитировала бы известные образцы. Контраргумент довольно крепкий, но тоже косвенный.
Прямые аргументы против подлинности «Велесовой книги» — лингвистические. Во-первых, ее язык — это определенно не старославянский язык IX века. Современная лингвистика благодаря письменным памятникам и сравнительно-историческому методу неплохо знает, что представлял собой старославянский, и «Велесова книга» определенно написана не на нем. Во-вторых, это вообще не может быть каким бы то ни было славянским языком какой бы то ни было эпохи.
В языке «Велесовой книги» присутствуют различные (и часто взаимоисключающие) феномены, имевшие место в разных языках в разное время, в том числе исчезновение редуцированных гласных (XII век), отвердение шипящих (в русском языке — XIV век), «пшеканье» (в польском — с XIV века), сохранение носовых гласных (тоже польский — в остальных славянских языках они исчезли) и многое другое.
Есть историко-филологические аргументы: повествование в «Велесовой книге», во-первых, ведется от лица каких-то неопределенных «мы», а во-вторых, удивительно бедно личными именами, хронологическими и географическими привязками — вообще, конкретными деталями. То и другое совершенно беспрецедентно во всей мировой культуре (повсюду, от Библии до мифов южноамериканских индейцев, очевидно стремление сообщить как можно больше подробностей и для каждого события указать конкретного действователя, вплоть до Бога). Кстати, есть один текст, который по этим двум признакам похож на «Велесову книгу» — «Протоколы сионских мудрецов» тоже написаны на «мы» и нарочито неконкретны.
Однако эти аргументы прямо не доказывают подложность «Велесовой книги». «Велесоведы» считают саму необычность произведения доказательством ее подлинности: дескать, подделка имитировала бы известные образцы. Контраргумент довольно крепкий, но тоже косвенный.
Прямые аргументы против подлинности «Велесовой книги» — лингвистические. Во-первых, ее язык — это определенно не старославянский язык IX века. Современная лингвистика благодаря письменным памятникам и сравнительно-историческому методу неплохо знает, что представлял собой старославянский, и «Велесова книга» определенно написана не на нем. Во-вторых, это вообще не может быть каким бы то ни было славянским языком какой бы то ни было эпохи.
В языке «Велесовой книги» присутствуют различные (и часто взаимоисключающие) феномены, имевшие место в разных языках в разное время, в том числе исчезновение редуцированных гласных (XII век), отвердение шипящих (в русском языке — XIV век), «пшеканье» (в польском — с XIV века), сохранение носовых гласных (тоже польский — в остальных славянских языках они исчезли) и многое другое.
 |
Для
сравнения: подлинная древнерусская летопись —
Лаврентьевская
летопись 1377 года
(собрание
Российской национальной библиотеки)
|
Наконец, в-третьих и в-главных, язык «Велесовой книги» — это, строго говоря, вообще не язык. Он начисто лишен грамматического строя. Никакой системы склонений и спряжений, на каждом шагу попадаются химеры типа «я пришли», «ты делаю», «они напишешь». Язык без грамматического строя попросту не может существовать. Его невозможно не то что выучить, но даже и сымитировать. По этой же причине «Велесову книгу» нельзя адекватно перевести. Асовский и прочие «переводы» на самом деле переложения, в которых грамматический строй и смысл конструируются преимущественно по контексту, обычно произвольно.
Остается последний вопрос: кто же и когда изготовил «Велесову книгу»? Наиболее обоснованное предположение высказал Олег Творогов в комментариях к своему изданию 1990 года. Он изучил многотомное литературное наследие Юрия Миролюбова и обнаружил, что многие псевдоисторические построения, которые он излагал в своих произведениях 1920—1940-х годов, «осели» в «Велесовой книге». При этом ни одной ссылки, ни одного упоминания о «Велесовой книге» у Миролюбова до 1952 года нет. Сличив текст «Велесовой книги», который в 1950-е годы публиковался в «Жар-птице», с оригинальной миролюбовской машинописной копией гипотетических «дощечек Изенбека», Творогов установил, что во многих местах, где в журнале стояли пометки об утрате или нечитаемости текста, в машинописи текст вполне исправен. Деление на строки в этих двух источниках различается. Есть и более явные следы редакторской правки (например, замена слова «земля» на «держава»).
Несмотря на старательные языковые искажения, Миролюбов в тексте «Велесовой книги» выдает себя, помимо прочего, особой любовью к предлогу «до» (характерно для выходцев с Украины — вспомните хотя бы «до дому, до хаты») и употреблением библейских формул вроде «камни вопиют», которые не могли быть известны языческим волхвам (а вот сын священника Миролюбова был с ними хорошо знаком). Прямых улик, что Миролюбов сам сфабриковал «Велесову книгу», нет, но из всех возможных подозреваемых его определенно следует поставить на первое место.
Если подделка имела целью материальную выгоду, то некоторого успеха Миролюбов добился: после начала публикации «Велесовой книги» в «Жар-птице» он смог бросить работу инженера-химика, перебраться в США и отдаться своей страсти к писательству. Будучи дилетантом, он полагал, что если он не улавливает в древнем языке системы, то ее там и нет, а потому вряд ли ожидал, что его поймают за руку. А главное, Миролюбов, по-видимому, искренне верил в достоверность того, что изложил в «Велесовой книге», то есть в то, что история «русичей» началась в IX веке до н.э. в Индии с вождя Богумира и далее по тексту. Все-таки конспирологическое мышление — штука столь же загадочная, сколь могущественная.
Артем Ефимов
📜 📜 📜
По теме:
Великие исторические подделки:
- "Оссиан" (Как романтическая литература началась с мистификации)
- Библиотека Анны Ярославны
- «Велесова книга»
- «Константинов дар»
- Краледворская рукопись
- «Протоколы сионских мудрецов»
- Мормоны