 |
Последний штурм и падение
Константинополя в 1453 году.
Фрагмент диорамы из Военного музея
в Стамбуле
|
Черный вторник 29 мая 1453 года стал последним вторником в тысячелетней истории Византийской империи. Опьяненные от ощущения долгожданной победы, разъяренные от крови убитых многочисленных своих товарищей, войска султана Мехмеда II ворвались в Константинополь.
Империей погибающее под турецкими ятаганами государство назвать было уже затруднительно. Некогда огромная держава, чьи владения включали в себя земли Европы, Азии и Африки, к середине XV столетия превратилась в едва заметные на карте лоскутки, самым крупным из которых была полунезависимая от Константинополя Морея. Огромный город, хоть и потерявший свое ослепительное величие, достался торжествующим победителям.
Владения турок-османов теперь стали сплошной глыбой, простирающейся от Балкан до Персидского залива. Новая империя не желала останавливаться на достигнутом – ее экспансия продолжалась. Однако даже когда турецкий ятаган затупился, и стремительный натиск сменился надсадной одышкой, султаны продолжали прочно удерживать руку на пульсе черноморских проливов, а знамя с полумесяцем реяло над древними стенами Константинополя.
У Османской империи было много противников. Одни склонялись перед волей победителей и исчезали с географических карт, другие пытались жить с завоевателями в некоем подобии симбиоза, чтобы рано или поздно разделить судьбу первых. Была и третья разновидность оппонентов: более-менее сильные государства, способные бороться с Османской империей на равных. Это противостояние, сопровождающееся чередой войн с перемежающимися победами и поражениями, длилось не одно столетие, пока Оттоманская Порта окончательно не отказалась от экспансии в Европу.
Далеко на севере от жаркого Средиземноморья находилось Московское государство, которое, объявив себя преемником павшей Византии, пока что не соприкасалось с турками ни на каком фронте, кроме дипломатического. У Московии, как называли эту страну в Европе, было много собственных врагов и проблем, а расположившееся в Крыму ханство, верный союзник и вассал Стамбула, регулярно терроризировало ее южные границы. Два крупных государственных образования, Российское государство и Оттоманская Порта, долгое время сосуществовали без военных эксцессов между собой.
Обстановка стала накаляться во второй половине XVI столетия, когда Иван IV, прозванный Грозным, подчинил и ввел в состав своих земель сначала Казанское, а потом и Астраханское ханство. Таким образом к населению Российского государства прибавилось большое количество мусульман. Турецкий султан полагал себя защитником всех правоверных и считал подобную ситуацию недопустимой.
Первым вооруженным столкновением между двумя странами стала схватка за Астрахань в 1568–1570 гг. Впоследствии русско-турецкие конфликты стали происходить регулярно, особенно с конца XVII столетия.
Петр I ставил перед собой сразу две геополитические цели: выход к Балтийскому морю и обретение выхода к Черному морю. Вторая задача, решение которой было начато первоначально успешной Азовской кампанией, была практически обнулена Прутским мирным договором. Второе серьезное военное столкновение с Турцией в XVIII веке произошло в царствование Анны Иоанновны и закончилось откровенно промежуточным Белградским миром.
К середине столетия просвещенного абсолютизма Россия была все еще далека не только от водружения креста на Святой Софии, но и от доступа к Черному морю. Молодой императрице Екатерине II предстояло решить множество задач внутренней и внешней политики, и одним из наиважнейших было южное направление. Черное море представляло собой фактически турецкое озеро, а в Крыму по-прежнему располагалось крайне враждебное ханство.
Зарождение проекта
Идея воссоздания павшей Византийской империи в том или ином виде вовсе не отличалась новизной. Первые мысли на этот счет зародились в головах европейских политиков уже вскоре после падения Константинополя. В 1459 году Папа Римский Пий II собрал в Мантуе собор, целью которого было обсуждение организации крестового похода против турок с целью восстановления Византии. Не стоит заблуждаться насчет вероятного успеха: в лучшем случае было бы создано марионеточное государство, полностью зависящее от Запада, под верховенством католицизма.
Однако в те времена замыслы, подобные идее крестовых походов, у европейской знати уже не пользовались особой популярностью, и дальше разговоров и выражения сочувствия процесс не продвинулся. Во второй половине XVI столетия в набиравшем силу и влияние Московском княжестве зародилось и оформилось представление о Москве как Третьем Риме, согласно которому Москва является прямым духовным и государственным наследником Византийской империи. Авторство этой идеи приписывают как митрополиту Зосиме, так и игумену Филофею.
 |
Великокняжеская печать,
предположительно 1497 год
|
На официальном уровне преемственность была закреплена браком Ивана III с племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог. Герб Палеологов был выбран в качестве официального государственного герба Российского государства. Теория «Москва – Третий Рим» вплоть до начала регулярных войн с Османской империей в конце XVII столетия не выходила за рамки совокупности рассуждений в основном церковно-религиозного характера. Позже, со стремлением достичь прочного контроля над Черным морем, к данной теории постепенно прислонилась мысль и об освобождении Константинополя от турок.
1760-е гг. характеризировались в русской внешней политике как период «Северного аккорда» – некоей системы, разработанной и вдохновляемой главой дипломатического ведомства графом Никитой Ивановичем Паниным. Согласно этой системе, Россия должна была находиться в союзе с монархиями северной Европы: Пруссией, Швецией, Речью Посполитой – в противовес наметившемуся сближению Франции и Австрии. Следует заметить, что, кроме собственно русской поддержки данного довольно рыхлого альянса, его механизм густо смазывался английским золотом. Лондон без устали соперничал с Парижем в главенстве на европейской кухне.
Шестерни системы графа Панина с грехом пополам равномерно крутились вплоть до начала русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Тогда вдруг выяснилось, что Речь Посполитая – не только самое слабое звено этого далеко не самого прочного альянса, но и имеющее манеру впадать в отчаянное буйство. Кроме того, появление сильного русского флота на Средиземном море очень не понравилось просвещенным мореплавателям, которые внезапно поняли, что тратят золото немного не туда. Начавшаяся война с Турцией сблизила Россию и Австрию, к тому же оба двора имели несколько сходные взгляды на польскую проблему.
Британия всегда умела мастерски лавировать под потоками переменчивого политического ветра и сноровисто прониклась глубокой тревогой о судьбе Турции. Оттоманская Порта все более тускнела, дряхлела и беднела, несмотря на кажущуюся монументальность. Эта монументальность была уже щедро изгрызена изнутри. Однако теперь британское золото плавно потекло к берегам бухты Золотой Рог.
Всё же английская дипломатия не теряла надежды удержать Россию в фарватере выгодной для себя политики. В годы войны за независимость Соединенных Штатов Америки Лондон сначала просил послать в восставшие колонии русские войска, обещая щедро оплатить их содержание. Получив отказ, Лондон начал искать пути смягчения позиции Екатерины II в отношении Вооруженного нейтралитета, предложив в качестве гонорара остров Менорку. Однако императрица была непреклонна. В русской дипломатии изменилось направление течений.
Кючук-Кайнарджийский мирный договор был не более чем очередным перемирием, просто имеющим гораздо более выгодные условия, чем предыдущие. Империя поистратила свои силы, щедро расходуя ресурсы не только на дорогостоящую Архипелагскую экспедицию и большую сухопутную армию, но и на подавление широко разлившегося Пугачевского бунта. Проблема Черноморских проливов оставалась по-прежнему нерешенной. Требовалось разрешить также ситуацию соседства с неспокойным Крымским ханством.
1760-е гг. характеризировались в русской внешней политике как период «Северного аккорда» – некоей системы, разработанной и вдохновляемой главой дипломатического ведомства графом Никитой Ивановичем Паниным. Согласно этой системе, Россия должна была находиться в союзе с монархиями северной Европы: Пруссией, Швецией, Речью Посполитой – в противовес наметившемуся сближению Франции и Австрии. Следует заметить, что, кроме собственно русской поддержки данного довольно рыхлого альянса, его механизм густо смазывался английским золотом. Лондон без устали соперничал с Парижем в главенстве на европейской кухне.
Шестерни системы графа Панина с грехом пополам равномерно крутились вплоть до начала русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Тогда вдруг выяснилось, что Речь Посполитая – не только самое слабое звено этого далеко не самого прочного альянса, но и имеющее манеру впадать в отчаянное буйство. Кроме того, появление сильного русского флота на Средиземном море очень не понравилось просвещенным мореплавателям, которые внезапно поняли, что тратят золото немного не туда. Начавшаяся война с Турцией сблизила Россию и Австрию, к тому же оба двора имели несколько сходные взгляды на польскую проблему.
Британия всегда умела мастерски лавировать под потоками переменчивого политического ветра и сноровисто прониклась глубокой тревогой о судьбе Турции. Оттоманская Порта все более тускнела, дряхлела и беднела, несмотря на кажущуюся монументальность. Эта монументальность была уже щедро изгрызена изнутри. Однако теперь британское золото плавно потекло к берегам бухты Золотой Рог.
Всё же английская дипломатия не теряла надежды удержать Россию в фарватере выгодной для себя политики. В годы войны за независимость Соединенных Штатов Америки Лондон сначала просил послать в восставшие колонии русские войска, обещая щедро оплатить их содержание. Получив отказ, Лондон начал искать пути смягчения позиции Екатерины II в отношении Вооруженного нейтралитета, предложив в качестве гонорара остров Менорку. Однако императрица была непреклонна. В русской дипломатии изменилось направление течений.
Кючук-Кайнарджийский мирный договор был не более чем очередным перемирием, просто имеющим гораздо более выгодные условия, чем предыдущие. Империя поистратила свои силы, щедро расходуя ресурсы не только на дорогостоящую Архипелагскую экспедицию и большую сухопутную армию, но и на подавление широко разлившегося Пугачевского бунта. Проблема Черноморских проливов оставалась по-прежнему нерешенной. Требовалось разрешить также ситуацию соседства с неспокойным Крымским ханством.
 |
Екатерина II.
Портрет кисти Ф. С. Рокотова, 1763
г.
|
Екатерина II полагала, что для того чтобы очередная война с Оттоманской Портой закончилась с еще более убедительным результатом, России нужен союзник – достаточно сильный, которым являлась к тому времени Австрия. Чтобы привлечь хитрую и практичную Вену к союзу против турок, нужен был очень вкусный и аппетитно выглядящий пряник. Роль подобного «пряника» мог выполнить план дележа совместно отбитых у Оттоманской Порты территорий. Ведь Австрия была гораздо более старым врагом турок. Соответствующими намеками и сигналами Екатерина II так смогла раззадорить любопытство Венского двора, что тот сам стал искать сближения даже с бо́льшим энтузиазмом.
В 1779 г. между Австрией и Пруссией прекратилась вялотекущая война, получившая в истории наименование «картофельной». Был заключен Тешенский мирный договор, гарантом которого выступила Россия. Австрия стремилась к гегемонии среди огромного конгломерата германских государств и княжеств, усиления своей роли в судьбе агонизирующей Речи Посполитой и, разумеется, изменения ситуации в свою пользу на Балканах. Без поддержки России эти амбициозные планы были труднореализуемыми.
Австрийский корыстный энтузиазм был с одобрением воспринят в Петербурге. Тем более что там вынашивали собственные, куда более далеко идущие планы. Примерно в 1779 г. у Екатерины и ее фаворита Григория Потемкина зародилась и сформировалась идея, получившая впоследствии название «греческого проекта». Его суть сводилась к масштабному переформатированию Оттоманской империи. Турок согласно этому плану следовало вытеснить в Азию, на земли, откуда они и пришли.
На все еще обширных европейских территориях Порты, где в значительной степени преобладало христианское население, следовало сформировать два формально независимых государства: Дакию и Греческую империю. В состав Дакии предполагалось включить территорию современных Румынии, Молдавии и северной Болгарии. Греческая империя должны была включать в себя южную Болгарию, собственно Грецию, острова Архипелага и Македонию. Столицей для Греческой империи был безальтернативно выбран Константинополь. Предполагалось, что перед объединенной мощью двух империй туркам не выстоять в их нынешних границах.
Во главе перспективной Греческой империи, по однозначному мнению Екатерины, должен был встать ее внук, второй сын цесаревича Павла, названый при рождении Константином. Он родился 27 апреля 1779 года, и в манифесте по случаю рождения было многозначительно указано, что «от новорожденного можно ожидать увеличения славы и могущества России». Императрица позаботилась о надлежащей подготовке возможного будущего императора. В честь рождения Константина была выбита медаль, где был изображен храм Святой Софии и Черное море. Причем над собором, который после падения Константинополя турки обратили в мечеть, был четко виден крест. В честь новорожденного были устроены пышные торжества в подчеркнуто греческом антураже. Кормилицей Константина также была выбрана гречанка.
Что же касается второго государства, которое должно было быть создано за счет турецких территорий, Дакии, то вопрос о кандидатуре его правителя оставался открытым. Императрица считала, что это должен быть без сомнения христианский монарх – подробности предполагалось согласовать с австрийской стороной. Пока происходил процесс шлифовки греческого проекта, Петербург и Вена продолжали искать пути сближения, причем на самом высоком уровне.
Первая встреча двух монархов состоялась в 1780 году в Могилеве. Иосиф II прибыл инкогнито под именем графа Фалькенштейна. Молодой австрийский император стал самовластным правителем совсем недавно – в недалеком прошлом он делил трон со своей матерью, Марией Терезией. Теперь же он желал реализовать свои собственные устремления, в первую очередь расширив владения на Балканах и укрепив влияние Австрии в Европе.
Первый контакт прошел, как говорят сейчас, в «конструктивном русле», и Иосиф II также инкогнито позже посетил Москву, а затем Санкт-Петербург. Тогда же были очерчены контуры будущего русско-австрийского союза. Тем временем в сентябре 1780 г. доверенный секретарь Екатерины II граф Александр Андреевич Безбородко представил императрице документ под названием «Мемориал по делам политическим». По большому счету в нем были изложены на бумаге соображения на тему «греческого проекта» и тех уступок, которые Россия может предоставить Австрии за ее участие в союзе.
«Мемориал» стал фактически первой попыткой задокументировать цели и задачи доселе витавшего в воздухе «греческого проекта». Известно, что в редактировании данного документа принял живейшее участие Григорий Потемкин. По сути это была еще и домашняя заготовка для будущих переговоров с австрийской стороной. Вена между тем была далека от роли пассивного наблюдателя, а почуяв выгоду, проявляла живейший интерес. Тем более что Иосиф II встречей с Екатериной был весьма доволен.
Теперь после монархов свое изощренное слово должны были высказать дипломаты. В январе 1781 года австрийский посол в Санкт-Петербурге граф Людвиг фон Кобенцль в обстановке секретности предложил русскому канцлеру графу Ивану Андреевичу Остерману начать непосредственную работу над оформлением союза. Обмен любезностями и комплиментами между двумя монархами предстояло конвертировать в некий документ с взаимными гарантиями и обязательствами, скрепленный подписями и печатями.
Незадолго до перехода эскалации с Османской империей в открытую фазу адмирал Самуил Карлович Грейг предлагал повторить успех первой Архипелагской экспедиции и вновь отправить на Средиземное море большую эскадру и не менее десяти тысяч войск для высадки десантов. Беря во внимание сильные антитурецкие настроения в Греции, поддерживаемые кроме того в нужном градусе многочисленными русскими консульствами, можно было рассчитывать на широкую поддержку местного населения. И она бы выражалась не только в словах и радостных возгласах – вооруженные ополченцы могли в некоторой степени усилить русские экспедиционные силы.
Грейг предлагал не ограничиваться мелкими диверсиями с захватом отдельных крепостей и населенных пунктов, а нанести удар непосредственно по Стамбулу: высадиться и захватить вражескую столицу. При решительных действиях, не теряя темпа, Грейг рассчитывал успешно прорваться через Дарданеллы и атаковать фактически сердце Османской империи. Против планов Грейга настойчиво выступал Григорий Александрович Потемкин. Вернее, он не то чтобы был совсем против послать флот в Средиземное море – князь считал, что Архипелагскую экспедицию следует провести в облегченном виде, то есть без десантного корпуса.
Вполне вероятно, что князь более рассчитывал на успех созданного при его активном участии Черноморского флота, а средиземноморской эскадре при этом отводилась вспомогательная роль: оттягивать на себя силы турок и нарушать вражеские коммуникации с Египтом, основным поставщиком продовольствия в центральные районы Османской империи. В итоге, после длительных обсуждений и согласований, было решено всё же послать в Средиземное море большую эскадру в составе 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и большого количества транспортных и вспомогательных судов.
На них предстояло перебросить на Средиземноморье не только десантный корпус в 10–12 тысяч человек, но и большое количество оружия. Заготовленное вооружение и снаряжение позволяло на месте вооружить из местного, в первую очередь греческого, населения 6 тыс. пехотинцев, тысячу драгун и 2 тысячи конницы. Кроме того, Грейгу предполагалось выделить значительные финансовые суммы для обеспечения войск всем необходимым.
Можно предположить, что Екатерина II для операций против турок в бассейне Средиземного моря планировала создать небольшую, но достаточно хорошо вооруженную армию, чье присутствие и действия могли иметь широкие последствия. Часть русских войск должна была быть перевезена морем непосредственно с Балтики, а другая под командованием генерал-поручика Заборовского – совершить пеший марш до Италии.
14 марта 1788 г. последовал официальный указ о назначении Самуила Карловича Грейга командующим всеми русскими силами в бассейне Средиземного моря. 5 июня 1788 года авангард Архипелагской эскадры покинул Кронштадт и взял курс на Копенгаген.
Однако неблагоприятные обстоятельства большой политики внесли свои существенные поправки в замыслы Екатерины II и ее окружения. Подстрекаемая западными партнерами-доброжелателями и неуемной страстью к великим свершениям собственного короля, войну России объявила Швеция. Экспедиция Грейга была отменена в самом начале ее осуществления. Корабли, подготовленные для отправки на Средиземное море, разумеется, были задействованы в начавшихся боевых действиях на Балтике.
Как знать, в каком ключе развивался бы ход русско-турецкой войны в случае успешных операций традиционно инициативного и полного идей Самуила Карловича Грейга в случае беспрепятственной отправки его эскадры к первоначальному месту назначения. Возможно, при благоприятных обстоятельствах и разумном количестве инструкций и пожеланий Грейгу удалось бы не только перерезать турецкие линии снабжения с Египтом, но и, вполне вероятно, при широкой поддержке вооруженного местного населения взять под свой контроль обширные территории Балкан, в первую очередь Греции. Однако до практического осуществления основных положений «греческого проекта» было еще очень далеко.
Войну Османской империи Австрия не торопясь объявила только в январе 1788 года, когда ее союзница Россия вела боевые действия уже целых полгода. Иосиф II также был не готов к войне, к которой готовился, однако был полон желания выполнить в меру собственных сил союзнический долг перед Екатериной II. Канцлер Венцель Кауниц, несмотря на самый искренний зубовный скрежет, был вынужден согласиться со своим императором. Кауниц выступал не только против греческого проекта, но и был не согласен с идеями о разделении Османской империи. Его, талантливого дипломата, куда больше волновали вопросы, связанные с агонизирующей Речью Посполитой и обузданием военных амбиций Пруссии.
Но Иосиф II целеустремленно смотрел на Балканы, обязуясь с началом боевых действий выставить контингент общей численностью не менее 250 тыс. человек. Однако одних обязательств казалось мало. Вступление Австрии в войну поначалу мало помогало русскому командованию – ее армия была распылена по обширной территории, выполняя функцию прикрытия границ и поддержания порядка в неспокойных регионах. Вдобавок в 1788 году в стране началась эпидемия, от которой страдало не только население, но и вооруженные силы.
То, что оказалось под рукой, было сведено в Галицийский корпус под командованием принца Фридриха Саксен-Кобургского численностью 26 тыс. человек. Этот контингент предназначался для овладения турецкой крепостью Хотин и поддержания связи с союзными русскими войсками. Свою главную армию Иосиф II начал собирать для похода на Балканы в районе Белграда. Этот город вновь стал турецким согласно мирному договору 1739 г., и теперь австрийцы вновь желали вернуть его под свой контроль. Формирование армии шло медленными темпами – контингенты подтягивались со всех концов империи, зачастую за многие сотни километров.
В противостоянии с западными «партнерами» русская дипломатия продемонстрировала с одной стороны гибкость, а с другой – твердость своих позиций. Да, союз с Австрией оказался явлением малополезным, а с Данией – фактически бесполезным. Однако все попытки Англии сколотить против России коалицию и пойти на нее войной окончились провалом. Черноморские проливы оставались под контролем Османской империи, и вопрос об их доступности для русских кораблей был открыт, несмотря на все договоренности с турками. Хорошо было известно, как быстро в Стамбуле может измениться настроение.
Греческий проект так и остался проектом – для его реализации требовалась иная расстановка сил и другая политическая ситуация. Назвать же своего внука именем последнего византийского императора и научить его греческому языку – этого было явно недостаточно, чтобы сделать великого князя Константина Императором Константином. В последующие годы Екатерина II не возвращалась к греческому проекту.
Однако стремление овладеть Черноморскими проливами не пропало у русской императрицы. Внимание всей Европы было сосредоточено на Франции, объятой революцией, раздавались полные праведного гнева призывы спасти короля Людовика XVI от расправы и заодно поправить свое материальное и, возможно, территориальное положение. Екатерина II на словах и совсем немного на деле поддерживала подобные стремления, а сама планировала совершенно другое предприятие. Своему секретарю Александру Васильевичу Храповицкому она говорила, что хорошо бы втянуть Пруссию и Австрию поглубже во французские дела, чтобы иметь свободные руки.
Именно для этих «рук» в Херсоне и Николаеве началось интенсивное строительство флота, в том числе большого количества канонерских лодок. С Балтики на Черное море был переведен большой контингент матросов и офицеров. В 1792 г., когда прусские и австрийские батальоны маршировали по дорогам Франции, главнокомандующим войсками на Юге России совершенно не случайно был назначен Александр Васильевич Суворов. Однако в 1793 году началось восстание в Польше, и все военные приготовления к захвату проливов и Стамбула были свернуты. Потом скончалась и сама императрица, а у ее наследника Павла Петровича были совершенно иные взгляды на ряд внешнеполитических проблем.
В 1779 г. между Австрией и Пруссией прекратилась вялотекущая война, получившая в истории наименование «картофельной». Был заключен Тешенский мирный договор, гарантом которого выступила Россия. Австрия стремилась к гегемонии среди огромного конгломерата германских государств и княжеств, усиления своей роли в судьбе агонизирующей Речи Посполитой и, разумеется, изменения ситуации в свою пользу на Балканах. Без поддержки России эти амбициозные планы были труднореализуемыми.
Австрийский корыстный энтузиазм был с одобрением воспринят в Петербурге. Тем более что там вынашивали собственные, куда более далеко идущие планы. Примерно в 1779 г. у Екатерины и ее фаворита Григория Потемкина зародилась и сформировалась идея, получившая впоследствии название «греческого проекта». Его суть сводилась к масштабному переформатированию Оттоманской империи. Турок согласно этому плану следовало вытеснить в Азию, на земли, откуда они и пришли.
На все еще обширных европейских территориях Порты, где в значительной степени преобладало христианское население, следовало сформировать два формально независимых государства: Дакию и Греческую империю. В состав Дакии предполагалось включить территорию современных Румынии, Молдавии и северной Болгарии. Греческая империя должны была включать в себя южную Болгарию, собственно Грецию, острова Архипелага и Македонию. Столицей для Греческой империи был безальтернативно выбран Константинополь. Предполагалось, что перед объединенной мощью двух империй туркам не выстоять в их нынешних границах.
Во главе перспективной Греческой империи, по однозначному мнению Екатерины, должен был встать ее внук, второй сын цесаревича Павла, названый при рождении Константином. Он родился 27 апреля 1779 года, и в манифесте по случаю рождения было многозначительно указано, что «от новорожденного можно ожидать увеличения славы и могущества России». Императрица позаботилась о надлежащей подготовке возможного будущего императора. В честь рождения Константина была выбита медаль, где был изображен храм Святой Софии и Черное море. Причем над собором, который после падения Константинополя турки обратили в мечеть, был четко виден крест. В честь новорожденного были устроены пышные торжества в подчеркнуто греческом антураже. Кормилицей Константина также была выбрана гречанка.
Что же касается второго государства, которое должно было быть создано за счет турецких территорий, Дакии, то вопрос о кандидатуре его правителя оставался открытым. Императрица считала, что это должен быть без сомнения христианский монарх – подробности предполагалось согласовать с австрийской стороной. Пока происходил процесс шлифовки греческого проекта, Петербург и Вена продолжали искать пути сближения, причем на самом высоком уровне.
Тайные контакты высшего уровня
Первая встреча двух монархов состоялась в 1780 году в Могилеве. Иосиф II прибыл инкогнито под именем графа Фалькенштейна. Молодой австрийский император стал самовластным правителем совсем недавно – в недалеком прошлом он делил трон со своей матерью, Марией Терезией. Теперь же он желал реализовать свои собственные устремления, в первую очередь расширив владения на Балканах и укрепив влияние Австрии в Европе.
 |
Граф Александр Андреевич
Безбородко.
Портрет кисти Иоганна Баптиста
Лампи Старшего, 1794 г.
|
Первый контакт прошел, как говорят сейчас, в «конструктивном русле», и Иосиф II также инкогнито позже посетил Москву, а затем Санкт-Петербург. Тогда же были очерчены контуры будущего русско-австрийского союза. Тем временем в сентябре 1780 г. доверенный секретарь Екатерины II граф Александр Андреевич Безбородко представил императрице документ под названием «Мемориал по делам политическим». По большому счету в нем были изложены на бумаге соображения на тему «греческого проекта» и тех уступок, которые Россия может предоставить Австрии за ее участие в союзе.
«Мемориал» стал фактически первой попыткой задокументировать цели и задачи доселе витавшего в воздухе «греческого проекта». Известно, что в редактировании данного документа принял живейшее участие Григорий Потемкин. По сути это была еще и домашняя заготовка для будущих переговоров с австрийской стороной. Вена между тем была далека от роли пассивного наблюдателя, а почуяв выгоду, проявляла живейший интерес. Тем более что Иосиф II встречей с Екатериной был весьма доволен.
Теперь после монархов свое изощренное слово должны были высказать дипломаты. В январе 1781 года австрийский посол в Санкт-Петербурге граф Людвиг фон Кобенцль в обстановке секретности предложил русскому канцлеру графу Ивану Андреевичу Остерману начать непосредственную работу над оформлением союза. Обмен любезностями и комплиментами между двумя монархами предстояло конвертировать в некий документ с взаимными гарантиями и обязательствами, скрепленный подписями и печатями.
 |
Иосиф II.
Портрет кисти Карла фон Залеса
|
Если в дипломатическом отношении к соглашению прийти удалось довольно быстро, то сугубо в вопросах технического характера возникли серьезные загвоздки. Дело в том, что император Иосиф II, будучи человеком лично скромным, запретившим своим подданным падать при его появлении на колени и целовать руку, тщательно соблюдал традиции монархического местничества. Император Священной Римской империи не пожелал ставить свою подпись второй в уже сформированном документе, причем даже в том экземпляре, который предназначался для русской стороны. Аналогичной была позиция и Екатерины II, согласно которой «никому места не отымать и никому не уступать». Заключение договора застопорилось в поисках выхода, кому и как подписываться. Наконец решение нашла русская императрица, предложив обеим высоким договаривающимся сторонам просто обменяться письмами идентичного содержания, заверенными личной подписью. Послания были оформлены и отправлены 21 и 24 мая 1781 года.
Как и многие другие договоры подобного характера, этот имел положения официальные и неофициальные. Согласно первым, Россия и Австрия ратовали за поддержание мира в Европе. Если одна из сторон подвергалась нападению, другая обязывалась поддержать союзника военной силой либо субсидией, размер которой оговаривался особо. Обе державы гарантировали целостность Речи Посполитой, которая, впрочем, доживала последние годы.
В секретной части договора Иосиф II признавал условия Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Он также делал это и от имени всех своих преемников. Екатерина со своей стороны признавала все территориальные приобретения Австрии в результате ее многочисленных войн с Оттоманской Портой. Ну и самое главное, австрийский император давал согласие на участие в будущей войне с Турцией. Войне, которая, по замыслу Екатерины II, могла привести к осуществлению «греческого проекта». К обсуждению его подробностей русская сторона приступила вскоре после подписания союза с Австрией.
Как и многие другие договоры подобного характера, этот имел положения официальные и неофициальные. Согласно первым, Россия и Австрия ратовали за поддержание мира в Европе. Если одна из сторон подвергалась нападению, другая обязывалась поддержать союзника военной силой либо субсидией, размер которой оговаривался особо. Обе державы гарантировали целостность Речи Посполитой, которая, впрочем, доживала последние годы.
В секретной части договора Иосиф II признавал условия Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Он также делал это и от имени всех своих преемников. Екатерина со своей стороны признавала все территориальные приобретения Австрии в результате ее многочисленных войн с Оттоманской Портой. Ну и самое главное, австрийский император давал согласие на участие в будущей войне с Турцией. Войне, которая, по замыслу Екатерины II, могла привести к осуществлению «греческого проекта». К обсуждению его подробностей русская сторона приступила вскоре после подписания союза с Австрией.
Греческий проект: дипломатия и война
Несмотря на то, что война с Оттоманской Портой была событием прогнозируемым и давно ожидаемым, ее начало для Екатерины II оказалось неожиданным. Во всяком случае, к августу 1787 года четкого плана ведения боевых действий (в отличие от противника) не было.
 |
Эскадра вице-адмирала Ф. А.
Клокачева входит в Ахтиарскую бухту, 1883 г.
Художник Е. Августинович
|
Турки на первом этапе планировали высадиться в Крыму и очистить его от русских войск. Обязательным условием кампании была ликвидация флотилии в Днепро-Бугском лимане и уничтожение Херсона как главной на тот момент судостроительной верфи, принадлежавшей России на Черном море. Далее планировалось осуществить вторжение вглубь империи, разумеется, при благоприятных обстоятельствах, в возникновении которых в Стамбуле не очень сомневались. От западных партнеров была получена финансовая помощь для предотвращения «русской военной угрозы», турецкий флот имел достаточно боевых кораблей, часть из которых была построена по любезно предоставленным французским чертежам. Крепости, в частности Измаил, были за предшествующие годы основательно укреплены, опять же при самой тесной помощи инженеров, присланных Его Величеством королем Франции.
 |
Турецкий линейный корабль XVIII
века.
Старинная миниатюра
|
Незадолго до перехода эскалации с Османской империей в открытую фазу адмирал Самуил Карлович Грейг предлагал повторить успех первой Архипелагской экспедиции и вновь отправить на Средиземное море большую эскадру и не менее десяти тысяч войск для высадки десантов. Беря во внимание сильные антитурецкие настроения в Греции, поддерживаемые кроме того в нужном градусе многочисленными русскими консульствами, можно было рассчитывать на широкую поддержку местного населения. И она бы выражалась не только в словах и радостных возгласах – вооруженные ополченцы могли в некоторой степени усилить русские экспедиционные силы.
Грейг предлагал не ограничиваться мелкими диверсиями с захватом отдельных крепостей и населенных пунктов, а нанести удар непосредственно по Стамбулу: высадиться и захватить вражескую столицу. При решительных действиях, не теряя темпа, Грейг рассчитывал успешно прорваться через Дарданеллы и атаковать фактически сердце Османской империи. Против планов Грейга настойчиво выступал Григорий Александрович Потемкин. Вернее, он не то чтобы был совсем против послать флот в Средиземное море – князь считал, что Архипелагскую экспедицию следует провести в облегченном виде, то есть без десантного корпуса.
Вполне вероятно, что князь более рассчитывал на успех созданного при его активном участии Черноморского флота, а средиземноморской эскадре при этом отводилась вспомогательная роль: оттягивать на себя силы турок и нарушать вражеские коммуникации с Египтом, основным поставщиком продовольствия в центральные районы Османской империи. В итоге, после длительных обсуждений и согласований, было решено всё же послать в Средиземное море большую эскадру в составе 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и большого количества транспортных и вспомогательных судов.
На них предстояло перебросить на Средиземноморье не только десантный корпус в 10–12 тысяч человек, но и большое количество оружия. Заготовленное вооружение и снаряжение позволяло на месте вооружить из местного, в первую очередь греческого, населения 6 тыс. пехотинцев, тысячу драгун и 2 тысячи конницы. Кроме того, Грейгу предполагалось выделить значительные финансовые суммы для обеспечения войск всем необходимым.
Можно предположить, что Екатерина II для операций против турок в бассейне Средиземного моря планировала создать небольшую, но достаточно хорошо вооруженную армию, чье присутствие и действия могли иметь широкие последствия. Часть русских войск должна была быть перевезена морем непосредственно с Балтики, а другая под командованием генерал-поручика Заборовского – совершить пеший марш до Италии.
14 марта 1788 г. последовал официальный указ о назначении Самуила Карловича Грейга командующим всеми русскими силами в бассейне Средиземного моря. 5 июня 1788 года авангард Архипелагской эскадры покинул Кронштадт и взял курс на Копенгаген.
Однако неблагоприятные обстоятельства большой политики внесли свои существенные поправки в замыслы Екатерины II и ее окружения. Подстрекаемая западными партнерами-доброжелателями и неуемной страстью к великим свершениям собственного короля, войну России объявила Швеция. Экспедиция Грейга была отменена в самом начале ее осуществления. Корабли, подготовленные для отправки на Средиземное море, разумеется, были задействованы в начавшихся боевых действиях на Балтике.
Как знать, в каком ключе развивался бы ход русско-турецкой войны в случае успешных операций традиционно инициативного и полного идей Самуила Карловича Грейга в случае беспрепятственной отправки его эскадры к первоначальному месту назначения. Возможно, при благоприятных обстоятельствах и разумном количестве инструкций и пожеланий Грейгу удалось бы не только перерезать турецкие линии снабжения с Египтом, но и, вполне вероятно, при широкой поддержке вооруженного местного населения взять под свой контроль обширные территории Балкан, в первую очередь Греции. Однако до практического осуществления основных положений «греческого проекта» было еще очень далеко.
Союзники
Войну Османской империи Австрия не торопясь объявила только в январе 1788 года, когда ее союзница Россия вела боевые действия уже целых полгода. Иосиф II также был не готов к войне, к которой готовился, однако был полон желания выполнить в меру собственных сил союзнический долг перед Екатериной II. Канцлер Венцель Кауниц, несмотря на самый искренний зубовный скрежет, был вынужден согласиться со своим императором. Кауниц выступал не только против греческого проекта, но и был не согласен с идеями о разделении Османской империи. Его, талантливого дипломата, куда больше волновали вопросы, связанные с агонизирующей Речью Посполитой и обузданием военных амбиций Пруссии.
Но Иосиф II целеустремленно смотрел на Балканы, обязуясь с началом боевых действий выставить контингент общей численностью не менее 250 тыс. человек. Однако одних обязательств казалось мало. Вступление Австрии в войну поначалу мало помогало русскому командованию – ее армия была распылена по обширной территории, выполняя функцию прикрытия границ и поддержания порядка в неспокойных регионах. Вдобавок в 1788 году в стране началась эпидемия, от которой страдало не только население, но и вооруженные силы.
То, что оказалось под рукой, было сведено в Галицийский корпус под командованием принца Фридриха Саксен-Кобургского численностью 26 тыс. человек. Этот контингент предназначался для овладения турецкой крепостью Хотин и поддержания связи с союзными русскими войсками. Свою главную армию Иосиф II начал собирать для похода на Балканы в районе Белграда. Этот город вновь стал турецким согласно мирному договору 1739 г., и теперь австрийцы вновь желали вернуть его под свой контроль. Формирование армии шло медленными темпами – контингенты подтягивались со всех концов империи, зачастую за многие сотни километров.
 |
Иосиф II во главе армии, 1788 г.
|
Традиционно войска Габсбургов отличались большим многообразием: тут были немцы, венгры, сербы, хорваты, выходцы из Трансильвании и Ломбардии. Сам Иосиф II со своей свитой также находился в лагере. Австрийскую армию в процессе подготовки наступления преследовали неудачи. Из-за болотистой местности и неудовлетворительной санитарной обстановки в войсках вспыхнула эпидемия, унесшая жизни многих тысяч солдат. В конце концов, все военные приготовления по-своему стремящегося выполнить союзнический долг Иосифа II закончились катастрофой.
К сентябрю 1788 г. австрийское командование приняло решение выступать по направлению к Белграду. Многонациональная армия откровенно маялась от безделья и еще больше от болезней, вызванных неудачно расположенным лагерем. 17 сентября 1788 г. отряду гусар было приказано форсировать реку Тимиш и произвести разведку. Однако вместо турок разведчики обнаружили там цыганский табор. Предприимчивые цыгане предложили бравым гусарам приобрести у них бодрящие напитки за умеренную плату, что и было немедленно сделано. Вскоре гусары стали еще более бравыми и, когда в усиление к ним подошел переправившийся пехотный батальон, пребывали в наивысшей степени воинственности.
Пехотинцы потребовали поделиться с ними бодрящей жидкостью, однако встретили категорический отказ. Вскоре между двумя подразделениями завязалась перебранка, быстро переросшая в драку, а после и в перестрелку. Толпа пострадавших в конфликте солдат ринулась обратно в лагерь, очевидно, за подмогой. В темноте австрийцы почему-то предположили, что к их лагерю приближаются турки. В поспешно просыпающемся лагере началась суматоха, имевшая все признаки зарождающейся паники. В наступившем хаосе из загона вырвались кавалерийские лошади, начавшие метаться между палатками. Дисциплина рухнула – австрийские солдаты были уверены, что в бивуак ворвалась вражеская конница.
К сентябрю 1788 г. австрийское командование приняло решение выступать по направлению к Белграду. Многонациональная армия откровенно маялась от безделья и еще больше от болезней, вызванных неудачно расположенным лагерем. 17 сентября 1788 г. отряду гусар было приказано форсировать реку Тимиш и произвести разведку. Однако вместо турок разведчики обнаружили там цыганский табор. Предприимчивые цыгане предложили бравым гусарам приобрести у них бодрящие напитки за умеренную плату, что и было немедленно сделано. Вскоре гусары стали еще более бравыми и, когда в усиление к ним подошел переправившийся пехотный батальон, пребывали в наивысшей степени воинственности.
Пехотинцы потребовали поделиться с ними бодрящей жидкостью, однако встретили категорический отказ. Вскоре между двумя подразделениями завязалась перебранка, быстро переросшая в драку, а после и в перестрелку. Толпа пострадавших в конфликте солдат ринулась обратно в лагерь, очевидно, за подмогой. В темноте австрийцы почему-то предположили, что к их лагерю приближаются турки. В поспешно просыпающемся лагере началась суматоха, имевшая все признаки зарождающейся паники. В наступившем хаосе из загона вырвались кавалерийские лошади, начавшие метаться между палатками. Дисциплина рухнула – австрийские солдаты были уверены, что в бивуак ворвалась вражеская конница.
 |
Битва при Карансебеше
|
Какой-то инициативный генерал отдал приказ нескольким пушкам открыть огонь, что внесло еще большую сумятицу. Проснувшийся Иосиф II в полной уверенности, что начался бой, попытался взять неуправляемую ситуацию под контроль. Из этого ничего не вышло – толпа обезумевших солдат сбросила императора с лошади, а сам он едва остался жив. Его адъютант погиб в давке.
Австрийская армия побежала, бросая оружие, обоз и пушки. Иосифу II c трудом удалось спастись. Еще совсем недавно многочисленное воинство оказалось неорганизованной бегущей толпой. Лагерь был брошен, огромное количество солдат дезертировало. Спустя два дня к разоренному австрийскому бивуаку действительно подошли турецкие войска, которыми командовал Коджа Юсуф-паша. Удивленные турки увидели горы трофеев и тысячи трупов своих противников. Тут же лежало множество солдат, раненных в давке, сумятице и перестрелке.
Коджа Юсуф-Паша не имел информации, почему австрийцы оказали ему любезную услугу, нанеся себе столь впечатляющий урон, и на всякий случай доложил в Стамбул о блестящей победе. Побоище, которое началось из-за оспаривания права послужить Бахусу, получило впоследствии название битвы при Карансебеше и обошлось армии Габсбургов в 10 тыс. погибших. Турки не брали пленных, а обезглавливали их.
Кампания 1788 года на Балканах была сокрушительно проиграна. Требовались время и усилия, чтобы полностью дезорганизованную и изрядно поредевшую толпу беглецов вновь превратить в боеспособное воинство. В довершение достигнутых «успехов» принц Саксен-Кобургский в том же году не смог взять Хотин. Впоследствии только его армия, действуя совместно с русскими войсками, смогла добиться в этой войне каких-то результатов. На Балканах их достижения отличались неторопливой скромностью, а после смерти Иосифа II в феврале 1790 года новый император Леопольд II начал проявлять подчеркнутое стремление к диалогу с турками.
Австрийская армия побежала, бросая оружие, обоз и пушки. Иосифу II c трудом удалось спастись. Еще совсем недавно многочисленное воинство оказалось неорганизованной бегущей толпой. Лагерь был брошен, огромное количество солдат дезертировало. Спустя два дня к разоренному австрийскому бивуаку действительно подошли турецкие войска, которыми командовал Коджа Юсуф-паша. Удивленные турки увидели горы трофеев и тысячи трупов своих противников. Тут же лежало множество солдат, раненных в давке, сумятице и перестрелке.
Коджа Юсуф-Паша не имел информации, почему австрийцы оказали ему любезную услугу, нанеся себе столь впечатляющий урон, и на всякий случай доложил в Стамбул о блестящей победе. Побоище, которое началось из-за оспаривания права послужить Бахусу, получило впоследствии название битвы при Карансебеше и обошлось армии Габсбургов в 10 тыс. погибших. Турки не брали пленных, а обезглавливали их.
Кампания 1788 года на Балканах была сокрушительно проиграна. Требовались время и усилия, чтобы полностью дезорганизованную и изрядно поредевшую толпу беглецов вновь превратить в боеспособное воинство. В довершение достигнутых «успехов» принц Саксен-Кобургский в том же году не смог взять Хотин. Впоследствии только его армия, действуя совместно с русскими войсками, смогла добиться в этой войне каких-то результатов. На Балканах их достижения отличались неторопливой скромностью, а после смерти Иосифа II в феврале 1790 года новый император Леопольд II начал проявлять подчеркнутое стремление к диалогу с турками.
Реалии
 |
Премьер-министр Великобритании
Уильям Питт Младший.
Портрет кисти Джона Хопнера
|
Война с Турцией началась в неблагоприятной для России внешнеполитической обстановке. Англия в лице Уильяма Питта Младшего стремилась четко придерживаться стратегии «равновесия». Равновесие в его островном понимании подразумевало не только поддержку «слабых стран»: Швеции, Османской империи и Речи Посполитой – и защиту их от русской экспансии, но и всемерное препятствование созданию крупных военных союзов, существование которых могло угрожать спокойствию просвещенных мореплавателей. Вышеупомянутые угрозы следовало нейтрализовать либо снизить за счет формирования собственных военно-политических блоков, где Англии была бы уготована скромная неофициальная доминирующая роль.
В начале 1788 года, когда «слабая» Османская империя, по-видимому, для защиты от русской экспансии, уже воевала с Россией, а другая страна, тоже «слабая», Швеция готовилась войну объявить, Англией был создан союз с Голландией и Пруссией. Соответствующие документы были подписаны в апреле и июне 1788 года. Формула, частично отработанная еще в годы Семилетней войны, должна была, по мнению Лондона, сохранить мир в Европе и защитить малые и слабые государства от российской и, в меньшей степени, от австрийской агрессии. Суть формулы сводилась к следующему: финансы Нидерландов, помноженные на финансы и флот Великобритании, подкрепленные мощной прусской армией.
Просочившиеся слухи о заключении альянса между Россией и Австрией и обсуждаемая этими странами тема о фактическом разделе Османской империи взбодрили многие головы и в английском парламенте, и в иных высоких кабинетах. Рост английской экономики, увеличение производства товаров неумолимо поднимали значимость колоний, в первую очередь Индии, как источника качественного и дешевого сырья. Любые попытки усиления России на Балканах и Ближнем Востоке рассматривались британцами как угроза их колониальным владениям.
Нарастание напряженности происходило также и в Персии, где начали сталкиваться интересы русских и английских купцов. Разумеется, осуществление в любом виде «греческого проекта», укрепление России в восточном Средиземноморье совершенно не входило в перечень желаний просвещенных мореплавателей. С началом войны с Турцией, а после и со Швецией, на дипломатическом фронте шла непрекращающаяся борьба.
Посланники британского и прусского дворов в Стамбуле, господа Энсли и Диц еще до начала русско-турецкой войны регулярно проводили великому визирю соответствующие внушения о пользе эскалации с Россией и о получении, в случае чего, помощи от этих держав. Подобные маневры весной 1787 года вызвали дипломатический скандал. Британскому послу в Петербурге был официально заявлен протест и требование разобраться с поведением Энсли в Стамбуле. Русский протест был попросту проигнорирован, и подстрекательство к войне со стороны английских дипломатов продолжилось.
Понятно, что просвещенные мореплаватели не ограничились старательной дрессировкой турецкого бульдога под ковром. В 1788 г. английское правительство ввиду готовящегося похода русского флота в Средиземное море запретило фрахтовать свои транспортные корабли, продавать провиант, вербовать матросов и офицеров на русскую службу. Вместе с тем британские корабли широко использовались для перевозки грузов военного назначения в интересах турецкой армии, что опять вызвало протест со стороны Петербурга. Как и ранее, он был попросту проигнорирован с самым невинным видом.
Не менее враждебно английская дипломатия действовала и на севере. Швеция, объявив России войну, не только сорвала Архипелагскую экспедицию, но и создала угрозу непосредственно Петербургу. Короля Густава III не только не отговорили от военной авантюры, но и всячески подстрекали его, общая помощь. На формально союзную русским Данию оказывалось сильнейшее давление. Британский посланник в Копенгагене Хью Эллиот прямо угрожал Дании войной в случае вступления ее войск на шведскую территорию и требовал прекращения боевых действий. Угрозы Пруссии оккупировать Голштинию в случае непонимания Данией всей серьезности положения довершили дело. Дания была вынуждена подписать со Швецией перемирие.
Уильям Питт вместе с подельниками вошел во вкус. В середине 1790 г., когда Россия еще воевала с Турцией и Швецией, а Франция уже погружалась в пучину революционного хаоса, в Рейхенбахе была созвана конференция, в которой с одной стороны участвовали союзные Англия, Пруссия и Голландия, а с другой – Австрия. Правильно сыграв, союзникам удалось склонить Леопольда II к подписанию сепаратного мира с Османской империей, к чему он, впрочем, и сам тяготел, – к возвращению довоенного статус-кво и обязательству впредь не оказывать России никакой военной помощи.
Укрепив свои внешнеполитические позиции, англичане еще более осмелели. Во второй половине 1790 г. они стали требовать от России заключения мира с Турцией и Швецией с возвратом всех занятых территорий (к этому моменту ряд турецких владений, в первую очередь Очаков, находились под русским контролем). Не ограничиваясь столь резко возросшими требованиями, в Лондоне стали всерьез рассматривать проект создания европейскими государствами некоего подобия федерации из независимых членов во главе с Англией. Это, по мнению британского посла в Берлине и доверенного помощника Питта Джозефа Уитворта, навсегда бы закрыло дорогу «русскому великану» в Европу. Однако начавшиеся вскоре проблемы с Францией похоронили этот проект до лучших времен.
А пока что англичане вовсю маневрировали в перипетиях русско-турецкой войны, стремясь, с одной стороны, принудить Россию заключить мир с соблюдением статус-кво, а с другой – оказывать давление на Порту, которая после череды сокрушительных поражений, желала поскорее завершить боевые действия. Османская империя начала мирные переговоры с Петербургом уже в 1790 году, но велись они чрезвычайно медленно и малоуспешно – турецкая сторона требовала уступок, ничего не предлагая взамен.
В начале 1791 г. Англия и Пруссия решили уже всерьез воевать с Россией. Предполагалось выдвинуть Екатерине II ультиматум, а в случае его неудовлетворения начать боевые действия. Началось вооружение английского флота, Уильям Питт обратился в парламент с просьбой о выделении кредитов. Однако далеко не вся британская верхушка жаждала воевать. Партия вигов, широко представленная торгово-промышленной буржуазией, выступила категорически против воинственных призывов Питта. Эта категория подданных Его Величества была крайне заинтересована в сохранении торговых отношений с Россией, поскольку оттуда получала недорогое сырье для своих производств.
В начале 1788 года, когда «слабая» Османская империя, по-видимому, для защиты от русской экспансии, уже воевала с Россией, а другая страна, тоже «слабая», Швеция готовилась войну объявить, Англией был создан союз с Голландией и Пруссией. Соответствующие документы были подписаны в апреле и июне 1788 года. Формула, частично отработанная еще в годы Семилетней войны, должна была, по мнению Лондона, сохранить мир в Европе и защитить малые и слабые государства от российской и, в меньшей степени, от австрийской агрессии. Суть формулы сводилась к следующему: финансы Нидерландов, помноженные на финансы и флот Великобритании, подкрепленные мощной прусской армией.
Просочившиеся слухи о заключении альянса между Россией и Австрией и обсуждаемая этими странами тема о фактическом разделе Османской империи взбодрили многие головы и в английском парламенте, и в иных высоких кабинетах. Рост английской экономики, увеличение производства товаров неумолимо поднимали значимость колоний, в первую очередь Индии, как источника качественного и дешевого сырья. Любые попытки усиления России на Балканах и Ближнем Востоке рассматривались британцами как угроза их колониальным владениям.
Нарастание напряженности происходило также и в Персии, где начали сталкиваться интересы русских и английских купцов. Разумеется, осуществление в любом виде «греческого проекта», укрепление России в восточном Средиземноморье совершенно не входило в перечень желаний просвещенных мореплавателей. С началом войны с Турцией, а после и со Швецией, на дипломатическом фронте шла непрекращающаяся борьба.
Посланники британского и прусского дворов в Стамбуле, господа Энсли и Диц еще до начала русско-турецкой войны регулярно проводили великому визирю соответствующие внушения о пользе эскалации с Россией и о получении, в случае чего, помощи от этих держав. Подобные маневры весной 1787 года вызвали дипломатический скандал. Британскому послу в Петербурге был официально заявлен протест и требование разобраться с поведением Энсли в Стамбуле. Русский протест был попросту проигнорирован, и подстрекательство к войне со стороны английских дипломатов продолжилось.
Понятно, что просвещенные мореплаватели не ограничились старательной дрессировкой турецкого бульдога под ковром. В 1788 г. английское правительство ввиду готовящегося похода русского флота в Средиземное море запретило фрахтовать свои транспортные корабли, продавать провиант, вербовать матросов и офицеров на русскую службу. Вместе с тем британские корабли широко использовались для перевозки грузов военного назначения в интересах турецкой армии, что опять вызвало протест со стороны Петербурга. Как и ранее, он был попросту проигнорирован с самым невинным видом.
Не менее враждебно английская дипломатия действовала и на севере. Швеция, объявив России войну, не только сорвала Архипелагскую экспедицию, но и создала угрозу непосредственно Петербургу. Короля Густава III не только не отговорили от военной авантюры, но и всячески подстрекали его, общая помощь. На формально союзную русским Данию оказывалось сильнейшее давление. Британский посланник в Копенгагене Хью Эллиот прямо угрожал Дании войной в случае вступления ее войск на шведскую территорию и требовал прекращения боевых действий. Угрозы Пруссии оккупировать Голштинию в случае непонимания Данией всей серьезности положения довершили дело. Дания была вынуждена подписать со Швецией перемирие.
Уильям Питт вместе с подельниками вошел во вкус. В середине 1790 г., когда Россия еще воевала с Турцией и Швецией, а Франция уже погружалась в пучину революционного хаоса, в Рейхенбахе была созвана конференция, в которой с одной стороны участвовали союзные Англия, Пруссия и Голландия, а с другой – Австрия. Правильно сыграв, союзникам удалось склонить Леопольда II к подписанию сепаратного мира с Османской империей, к чему он, впрочем, и сам тяготел, – к возвращению довоенного статус-кво и обязательству впредь не оказывать России никакой военной помощи.
Укрепив свои внешнеполитические позиции, англичане еще более осмелели. Во второй половине 1790 г. они стали требовать от России заключения мира с Турцией и Швецией с возвратом всех занятых территорий (к этому моменту ряд турецких владений, в первую очередь Очаков, находились под русским контролем). Не ограничиваясь столь резко возросшими требованиями, в Лондоне стали всерьез рассматривать проект создания европейскими государствами некоего подобия федерации из независимых членов во главе с Англией. Это, по мнению британского посла в Берлине и доверенного помощника Питта Джозефа Уитворта, навсегда бы закрыло дорогу «русскому великану» в Европу. Однако начавшиеся вскоре проблемы с Францией похоронили этот проект до лучших времен.
А пока что англичане вовсю маневрировали в перипетиях русско-турецкой войны, стремясь, с одной стороны, принудить Россию заключить мир с соблюдением статус-кво, а с другой – оказывать давление на Порту, которая после череды сокрушительных поражений, желала поскорее завершить боевые действия. Османская империя начала мирные переговоры с Петербургом уже в 1790 году, но велись они чрезвычайно медленно и малоуспешно – турецкая сторона требовала уступок, ничего не предлагая взамен.
В начале 1791 г. Англия и Пруссия решили уже всерьез воевать с Россией. Предполагалось выдвинуть Екатерине II ультиматум, а в случае его неудовлетворения начать боевые действия. Началось вооружение английского флота, Уильям Питт обратился в парламент с просьбой о выделении кредитов. Однако далеко не вся британская верхушка жаждала воевать. Партия вигов, широко представленная торгово-промышленной буржуазией, выступила категорически против воинственных призывов Питта. Эта категория подданных Его Величества была крайне заинтересована в сохранении торговых отношений с Россией, поскольку оттуда получала недорогое сырье для своих производств.
 |
Территориальные
изменения по Ясскому мирному договору
29
декабря 1791 года
|
И война не случилась. Питт поостыл, затем выровнял дыхание и Берлин. Османская империя, оставленная фактически один на один с не потерявшим боевого задора медведем, перекусившим к тому же Измаилом, была вынуждена заключить Ясский мирный договор. Разумеется, в таких очень сложных политических условиях, фактически преданная Австрией и противостоящая почти половине Европы, Россия не могла осуществить никакого «греческого проекта». Да и не особо к этому стремилась – война с Портой началась в весьма неудобное для Петербурга время, когда Черноморский флот еще не был полностью отстроен, не были возведены многие крепости, города и верфи на юге империи.
 |
Екатерина II.
Художник В. Л. Боровиковский, 1794
г.
|
В противостоянии с западными «партнерами» русская дипломатия продемонстрировала с одной стороны гибкость, а с другой – твердость своих позиций. Да, союз с Австрией оказался явлением малополезным, а с Данией – фактически бесполезным. Однако все попытки Англии сколотить против России коалицию и пойти на нее войной окончились провалом. Черноморские проливы оставались под контролем Османской империи, и вопрос об их доступности для русских кораблей был открыт, несмотря на все договоренности с турками. Хорошо было известно, как быстро в Стамбуле может измениться настроение.
Греческий проект так и остался проектом – для его реализации требовалась иная расстановка сил и другая политическая ситуация. Назвать же своего внука именем последнего византийского императора и научить его греческому языку – этого было явно недостаточно, чтобы сделать великого князя Константина Императором Константином. В последующие годы Екатерина II не возвращалась к греческому проекту.
Однако стремление овладеть Черноморскими проливами не пропало у русской императрицы. Внимание всей Европы было сосредоточено на Франции, объятой революцией, раздавались полные праведного гнева призывы спасти короля Людовика XVI от расправы и заодно поправить свое материальное и, возможно, территориальное положение. Екатерина II на словах и совсем немного на деле поддерживала подобные стремления, а сама планировала совершенно другое предприятие. Своему секретарю Александру Васильевичу Храповицкому она говорила, что хорошо бы втянуть Пруссию и Австрию поглубже во французские дела, чтобы иметь свободные руки.
Именно для этих «рук» в Херсоне и Николаеве началось интенсивное строительство флота, в том числе большого количества канонерских лодок. С Балтики на Черное море был переведен большой контингент матросов и офицеров. В 1792 г., когда прусские и австрийские батальоны маршировали по дорогам Франции, главнокомандующим войсками на Юге России совершенно не случайно был назначен Александр Васильевич Суворов. Однако в 1793 году началось восстание в Польше, и все военные приготовления к захвату проливов и Стамбула были свернуты. Потом скончалась и сама императрица, а у ее наследника Павла Петровича были совершенно иные взгляды на ряд внешнеполитических проблем.
Деление Европы по
Греческому проекту
 |
Имперский
шаг
|
 |
Деление Европы по Греческому
проекту
|
 |
Деление Европы по Греческому
проекту
|
 |
| Деление Европы по Греческому проекту |
 |
| Деление Европы по Греческому проекту |
 |
| Деление Европы по Греческому проекту |
Откуда у россиян взялась навязчивая
имперская
идея «собирателей земель»?
идея «собирателей земель»?
 |
Французская
карикатура «Раздосадованный медведь»
на
имперские планы Московии
|
Придавая православию классический греческий колорит, Россия заявляла претензию на то, чтобы стать столицей половины мира. Уже в 1780-е, поняв, что ей самой вряд ли удастся воплотить Греческий проект в жизнь, Екатерина все равно продолжала в него верить и завещала внукам.