 |
История — это не то, что было, и
даже не то, что осталось.
История — это то, что нам
рассказали
|
У Эдгара По есть рассказ «Лягушонок». Речь в нем идет о придворном карлике по прозвищу Лягушонок, над которым король сыграл злую шутку. Задумав месть, карлик предложил королю и его свите нарядиться на балу орангутангами. Намазав дёгтем и обваляв в пеньке тирана и министров, Лягушонок обвязал их цепью. В назначенное время восемь скованных «орангутангов» ворвались в зал и стали пугать гостей. В то время, когда они оказались в центре залы прямо под люстрой, они были подвешены карликом на цепи, свисающей с потолка. При помощи факела Лягушонок поджог обидчиков и со словами «я шут — и это моя последняя шутка» скрылся через люк в потолке.
Интересно, что данный сюжет писатель заимствовал из средневековых французских хроник, описывающих царствование Карла VI Безумного.
 |
| Карл VI |
Карл VI происходил из рода Валуа
и был сыном Карла V и Жанны Бурбонской. Он родился в 1368 году. Когда ему было
12 лет, умер его отец, и королевство оказалось в руках соперничавших домов:
герцогов Анжуйского, Беррийского, Бургундского, а также тридцати шести принцев
крови. Началась одна из самых печальных эпох в истории Франции. Малолетний
король был игрушкой в руках враждующих принцев; феодалы бесчинствовали,
составляли заговоры, воевали со вчерашними союзниками и мирились с заклятыми
врагами, преследуя только личную выгоду.
В 17 лет Карл превратился в
статного юношу, крепкого и сильного настолько, что без труда мог сломать руками
подкову. В ноябре 1389 года король заявил о своем желании править
самостоятельно и первым делом оттеснил от власти своих родственников, и привлек
в качестве советников группу помощников своего отца, людей незнатного
происхождения: коннетабля Клиссона, епископа Монтагю, Ла-Мерсье и других. Новое
правительство стало действовать и работать в интересах короля.
Но затем случилось несчастье. В
1392 году Карл начал войну против герцога Бретанского. Во время этого похода
молодого короля охватило буйное помешательство. Недалеко от Монса какой-то
старик остановил лошадь Карла со словами: «Король, не ходи дальше, за тобой по
пятам идет измена!» Возбуждённый Карл поскакал, рубя мечем направо и налево,
нескольких провожатых ранил, нескольких убил. Когда его, наконец, остановили,
он впал в продолжительное беспамятство. Кто был этот загадочный старик,
осталось невыясненным. По прошествии нескольких месяцев рассудок возвратился к
королю, но во время маскарада 1393 года приступ повторился. Затем безумие стало
овладевать королем все чаще и чаще. «Как тяжко было слушать сетования и жалобы
доброго короля, — пишет адвокат двора Жан Жювеналь дез Юрсен, — когда он
чувствовал, что вновь погружается в пучину безумия, и взывал к милосердию
Господа, и Божьей матери и всех святых, и громко молился; благородные кавалеры,
дамы и девицы горько плакали от сострадания и жалости к нему».
Безумие Карла проявлялось в
разных формах. Король то уверял, что его зовут Жорж, гримасничал и отплясывал
что-то бравурное, то орудовал кулаками, бросаясь на любого, находящегося
поблизости (особенно доставалось королеве Изабелле). Иногда приступ
характеризовался непомерной веселостью, во время которой король вел себя как
шкодливый мальчишка, разрывая в клочья занавеси, ломая стулья и швыряя посуду в
камин, или, наоборот, с воплями бежал от неизвестной опасности.
Несколько раз случалось так, что
король воображал, будто сделан из стекла, и громко требовал облачить его в
железные латы, чтобы не быть случайно разбитым. Был период, когда он в течение
пяти месяцев отказывался мыться и не давал себя стричь и брить, отказывался от
еды.
 |
Врач посещает больного Карла VI.
Средневековая миниатюра.
"Хроники Фруассара"
|
Понятно, что власть находилась в
руках его дядей, герцогов Беррийского и Бургундского, а также зятя, герцога
Орлеанского, который почти открыто сожительствовал с королевой Изабеллой.
В одну из минут, когда рассудок
Карла прояснился, он пожелал торжественно справить свадьбу своего любимца,
молодого шевалье Вермандуа, с одной богатой вдовой из свиты королевы.
На пути к осуществлению
королевского желания встретилось существенное препятствие – казна была пуста,
принцы давно не оставили в ней ни гроша. Это не остановило короля: Карлу и его
детям не раз случалось голодать, в то время как его дядюшки, изнурившие народ
поборами, роскошествовали. У него оказались незаложенными кое-какие
драгоценности; продав их за девять тысяч ливров, он собрал необходимую для
торжества сумму.
В ночь на 29 января 1393 года в
королевском дворце Сен-Поль собралась огромная толпа приглашенных. В числе
гостей были герцоги Беррийский, Бургундский, Орлеанский, Бурбонский, знатнейшие
фамилии королевства и высший клир. Наиболее многочисленные кружки образовались
вокруг министра финансов Монтагю, могущественного фаворита герцога Орлеанского,
и дворецкого, кавалера Гюга де Кизе. Последний был известен как наиболее
щепетильный рыцарь Франции: в понятие «человек» он включал только лиц
дворянского звания. Со своими слугами де Кизе обращался как с домашним скотом –
заставлял их лаять, служить подставкой для ног вместо скамеечки и хлестал плетью
за каждую провинность.
Веселье продолжалось всю ночь.
Музыканты и певцы услаждали слух гостей веселыми мелодиями, слуги меняли на
столах одно блюдо за другим, не забывая и о винах. Под утро кавалеры и дамы, не
совсем твердо держась на ногах, направились в главную залу дворца, где был
сооружен помост, вроде сцены. Здесь ожидался венец всего праздника – козлиный
балет. Самая грубая непристойность была наиболее примечательной чертой этого
зрелища, но именно в ней и заключалась его главная прелесть для благородных
сеньоров. Тонкий вкус и хорошие манеры еще не нашли себе пристанища во Франции,
триста лет отделяли парижский двор от того времени, когда он стал законодателем
европейской моды.
Столпившись вокруг помоста, гости
обсуждали тайну, волновавшую всех, – имена актеров, которые должны были
участвовать в представлении. Ходили упорные слухи, что под масками скроются
весьма значительные персоны.
В залу вошла шумная процессия с
музыкой — это привели молодую. Ее усадили в высокое кресло рядом с женихом.
Минуту спустя она подала знак к началу балета.
Слуги потушили свечи, и зала
погрузилась в полную темноту.
Внезапно раздалась оглушающая
музыка, похожая на кошачье мяуканье. Дюжина слуг с зажженными факелами вошла в
залу и окружила помост, ярко осветив его. Вслед за тем раздались дикие крики и
неистовые завывания, и на сцену откуда-то выскочили пять человек, наряженных
козлами. Зрители встретили их подбадривающими воплями и рукоплесканиями, вполне
оценив костюмы актеров: громадные козлиные головы с рогами и бородами и одежды,
пропитанные смолой и вывалянные в козлиной шерсти.
Началась непристойная пантомима.
Актеры скакали на двух ногах и ползали на четвереньках, валялись, бодались и
принимали самые грязные позы, подражая животным, которых они изображали. Около
четверти часа они подобным образом увеселяли зрителей, помиравших со смеху.
Самые бесстыдные сцены вызывали у них наибольший восторг.
Наконец один из актеров,
умаявшись, повалился на пол. Остальные тоже попадали вокруг него, все еще блея
и тяжело фыркая.
Зрители вернулись к обсуждению
возможных имен актеров. Герцог Орлеанский обратился к стоявшим рядом с ним
дворянам:
– Желал бы я знать, кто такие эти
господа, так хорошо повеселившие нас. Уверен, что вблизи я узнаю их.
С этими словами он взял факел у
одного из слуг и, поднявшись на помост, стал вглядываться в лежащих людей. Он
так силился узнать кого-нибудь из них, что по неосторожности (так он уверял
впоследствии) поднес факел слишком близко к одежде одного из актеров. Огонь
мгновенно охватил всего человека. Герцог в ужасе вскрикнул и от испуга бросил
факел между актерами. Все пятеро запылали наподобие сухой поленницы. Удушливый,
едкий дым стал расползаться по зале.
Истошные крики актеров привели в
смятение толпу. Никто и не думал помочь им, люди давились, пробираясь к выходу.
Факельщики бросили свои факелы и также разбежались.
 |
| Козлиный балет. Средневековая миниатюра |
Актеры продолжали кучей валяться
на сцене — во время отдыха они зацепились друг за друга застежками своих
костюмов и теперь не могли расцепиться. Когда, наконец, им удалось расползтись,
двое из них так и упали на помосте, двое других скатились вниз; и лишь пятый,
пострадавший менее своих товарищей, с трудом поднялся на ноги. Этот живой
факел, жалобно вопя и простирая руки к герцогу Орлеанскому и герцогу
Беррийскому, сделал несколько шагов и свалился к их ногам. Ремешок,
поддерживающий козлиную маску на его голове, сорвался.
В толпе раздался истошный крик:
– Король!
Какая-то молодая женщина
бросилась на распростертое тело Карла, стараясь руками и платьем сбить пламя.
Ее поступок привел в чувство остальных, короля закутали в плащи и вынесли
наружу.
По счастью, ожоги, которые
получил Карл, не были опасны. Но спасти остальных актеров не удалось. Граф
Жуаньи умер раньше, чем его передали врачам, граф де Фоа и граф де Пуатье
скончались через два дня. Гюг де Кизе умер на руках у слуги, которому накануне
он исцарапал бока ударами шпор; этот незлобивый слуга был единственным
человеком, пожалевшим о его смерти. Жена и сын де Кизе с отвращением вышли из
комнаты, где корчилась обугленная и богохульствующая плоть того, кто был их
мужем и отцом.
Двор чествовал спасительницу
короля — Жанну, жену герцога Беррийского, урожденную принцессу Булонскую.
На следующий день дяди короля и
герцог Орлеанский шли в покаянной процессии от Монмартрских ворот до собора
Парижской Богоматери. Они проделали весь путь босиком и отстояли обедню. Герцог
Орлеанский обязался в честь спасения короля выстроить великолепную
очистительную капеллу при церкви Святого Селестина.
Все были уверены: он заранее знал
о том, что король находился среди актеров. Дофину не было еще двух лет,
королева была его любовницей — таким образом, у герцога Орлеанского были все
основания, чтобы пойти на преступление. Летописец-современник, монах из
Сен-Дени, прямо говорит, что на благочестивый поступок герцога — постройку
очистительной капеллы — следует смотреть как на памятник его преступлению. К
тому же это пожертвование не стоило ему ни гроша: для ее постройки он подарил
Селестинской церкви дом Порш-Фонтен, конфискованный у одного из его врагов.
Эти подозрения привели к тому,
что при дворе на время восторжествовала бургундская партия. Впрочем, открыто
обвинить самого герцога Орлеанского в покушении на жизнь короля никто не
решился, и опале подверглись его фавориты и ставленники: Ларивьер, де Виллен,
Новиан и Монтагю. Де Виллен и Монтагю предусмотрительно покинули Францию.
Ларивьер и Новиан были брошены в Бастилию, но спустя год освобождены.