Отрывок из книги Доминика Гийо «Люди и собаки»

Собаки Павлова

Wikimedia Commons

Собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных, считает социолог, антрополог и специалист по истории науки Доминик Гийо. В своей книге «Люди и собаки», которая вышла в издательстве «Новое литературное обозрение», автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д.

Cобака была невольным героем, а зачастую и жертвой лабораторных опытов по изучению условных рефлексов, которые в начале XX века проводил русский ученый Иван Павлов вместе со своими учениками. Вслед за русскими учеными идею механической обусловленности поведения животных подхватили американские бихевиористы. Объединенные под условным названием «собака Павлова», эти исследования получили широкое общественное признание во многом благодаря литературным антиутопиям, подобным роману «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли.

Изначально Павлов занимался изучением физиологии слюноотделения. Однажды он заметил, что у собак эта функция начинает работать еще до получения пищи. Ученый сделал вывод о существовании психологического компонента, запускающего функцию слюноотделения. Он начал изучать реакцию собак на различные раздражители: свист, свет, звук и т.д., — каждый раз сопровождая их пищей, которую собаки получали от экспериментатора. В итоге после многократного повторения опыта у собаки автоматически появлялась слюна уже в момент сигнала. У нее вырабатывался рефлекс: с течением времени «условный» раздражитель — включение лампочки или звонок — замещал «безусловный» — пищу. Когда собака воспринимала сигнал, который у нее ассоциировался с едой, она демонстрировала поведение, обычно связанное с получением пищи. Так, например, она могла начать лизать или кусать лампу.

На первый взгляд этот опыт полностью соответствует картине, которую мы рисуем в собственном воображении, представляя себе научный эксперимент. Лаборатория, где сама обстановка, как полагают, способна оградить взгляд ученого от любых внешних воздействий. Бесстрастные и невозмутимые экспериментаторы, облаченные в белые халаты и напоминающие врачей из «Заводного апельсина». Животное, реакции которого методично регистрируют и оценивают количественными методами. Ничто не должно его взволновать или повлиять на его поведение. В конечном итоге полученные результаты позволяют сделать абсолютно объективные выводы.

И тем не менее… Такая, казалось бы, стерильная обстановка сделала ученых слепыми к одному важному элементу поведения собаки, который они не могли заметить именно в силу своего предвзятого к ней отношения. На самом деле опыты привели к ошибочным заключениям, поскольку не учитывали главный элемент жизни собаки — силу, связывающую ее с себе подобными и, еще больше, с близкими ей людьми. Поэтому в корне неверно представлять ее в виде своего рода калькулятора, который проявляет интерес к своему хозяину только потому, что тот ее кормит. Конечно, собака очень любит поесть. И все-таки она может быть кем угодно, только не… циником. На самом деле естественный отбор создал ее такой, что для нее нет ничего более важного в этом мире, чем социальные отношения, особенно отношения с человеком.

Ошибка бихевиористов, не увидевших в поведении собак социальной компоненты, стала очевидной благодаря многочисленным исследованиям, предпринятым в начале 70-х годов прошлого века. Воссоздавая опыты Павлова, этологи заметили (Jenkins et alii, 1978), что на первых этапах обучения собаки демонстрировали широкую гамму поведенческих реакций, которые всегда содержали элементы, относящиеся к сфере социальных отношений: игровые позы, виляние хвостом, лай, мимику… Собаки вели себя в точности так, как и в привычных для себя ситуациях, когда они выпрашивали у человека еду. Иными словами, собака воспринимала происходящее в контексте социальных взаимоотношений с человеком, а не просто через желудок.

Подобная интерпретация больше соответствует мотивации животного, которое адаптировано к антропогенной нише и поэтому как нельзя лучше приспособлено для жизни в обществе. В данном случае неприменима предложенная бихевиористами схема, согласно которой собака представляет собой своего рода машину, движимую желанием получить вознаграждение и обученную должным образом реагировать на условные раздражители. Для собаки условный сигнал — лампочка или звонок — служит прежде всего социальным раздражителем, означающим предстоящее взаимодействие с человеком, а не только получение пищи.

Тот факт, что бихевиористы остались слепы к этой очевидной поведенческой особенности собак, позволяет понять, почему они оказались не в состоянии объяснить причину оглушительного провала некоторых своих экспериментов. Миклоши раскрывает истинные механизмы поведения собак на примере одного из таких опытов, многие из которых наносили животному физические и психические травмы (Miklósi, 2007, p. 4).

Опыт, часто имевший пагубные последствия для животного (напомним, что причинение страдания животному в процессе опытов никак не противоречило общей концепции бихевиоризма), состоял в том, что собаку помещали в закрытый бокс и подвергали ее ударам электрического тока. После этого собаке несколько раз демонстрировали возможность выйти из бокса и таким образом избежать разряда. Все опыты приводили к одному и тому же результату: собака не двигалась с места, раз за разом получая все новые удары тока.

Результаты этого эксперимента привели ученых в замешательство, поскольку, по их мнению, реакция животного определяется условным рефлексом, выработанным в процессе обучения посредством воздействия внешних раздражителей. Концепция бихевиоризма трактовала ожидаемую реакцию собаки однозначно: желая получить вознаграждение, будь то лакомство или уменьшение боли, она должна сбежать. Неправильное поведение собаки, следуя подобной логике, можно было объяснить, только сделав следующий шаг: у собаки просто не хватает сообразительности связать одно с другим, она не способна правильно оценить ситуацию.

Часто подобное объяснение этих ученых вполне удовлетворяло.

Однако современные представления о социальном поведении собак позволяют трактовать результаты опытов иначе. И дело здесь вовсе не в ограниченных когнитивных способностях собак или их необъяснимо противоестественном поведении. Вероятнее всего, так же как и ранее, собака интерпретировала ситуацию в контексте социальных взаимоотношений с человеком, а не просто факта физического контакта с объектом, причиняющим боль. В действительности в ситуации, когда доминирующий пес атакует своего более слабого собрата, у того есть единственный шанс не получить последний укус, который может стать фатальным: оставаться неподвижным, всеми силами демонстрируя покорность.

Можно предположить, что собака связывала причиняемую ей боль с действием сотрудников лаборатории, которых она признавала доминирующими. Заметим, что стратегия собаки была вовсе не настолько «звериной», как полагали экспериментаторы, и вполне могла бы оказаться успешной, если бы собаке удалось вызвать у ученых чувство сострадания. Но собаки не могли знать, что имеют дело с бихевиористами, то есть людьми равнодушными, способными удостоить подопытное животное разве что холодным взглядом.

Короче говоря, подвергая своих собак испытаниям и свято веря в объективность и непогрешимость научного подхода, павловцы и бихевиористы просто не замечали, что оказывались втянуты в социальные и эмоциональные отношения с собаками. Надежды, возлагаемые на полное отстранение от животного, не оправдались: выводы, сделанные по результатам опытов, были искажены. Так кто же из этой пары — животное и экспериментатор — больше был похож на «собаку Павлова», а кто был истинным автором опыта?

Описанные опыты служат примером ошибок, к которым могут привести научные подходы, предлагающие рассматривать животное как машину, которой управляют одни лишь условные рефлексы. Поведение такой машины можно изучать в лабораториях, разбирая ее на части, подобно тому как разбирают в мастерских механические устройства. Ошибки экспериментов со всей очевидностью доказывают, что главный недостаток подобного рода подходов кроется вовсе не в том, что они выдвигают слишком осторожные гипотезы или предъявляют слишком строгие требования к постановке опытов. Тот факт, что такие опыты дают довольно скудные результаты, также не будет определяющим. Концепция бихевиоризма по сути своей неприменима к собаке, которую нельзя рассматривать как вещь, лишенную субъектности. На самом деле собака представляет собой активный субъект, для которого социальные отношения имеют наивысшую ценность.